Неточные совпадения
На другой день утром я получил от соседки записку; это была первая записка от нее. Она очень вежливо и осторожно уведомляла меня, что
муж ее недоволен тем, что она мне предложила сделать
портрет, просила снисхождения к капризам больного, говорила, что его надобно щадить, и в заключение предлагала сделать
портрет в другой день, не говоря об этом
мужу, — чтоб его не беспокоить.
Я горячо, может, через край горячо, благодарил ее, тайное делание
портрета не принял, но тем не меньше эти две записки сблизили нас много. Отношения ее к
мужу, до которых я никогда бы не коснулся, были высказаны. Между мною и ею невольно составлялось тайное соглашение, лига против него.
Вечером я пришел к ним, — ни слова о
портрете. Если б
муж был умнее, он должен бы был догадаться о том, что было; но он не был умнее. Я взглядом поблагодарил ее, она улыбкой отвечала мне.
В 1851 году я был проездом в Берне. Прямо из почтовой кареты я отправился к Фогтову отцу с письмом сына. Он был в университете. Меня встретила его жена, радушная, веселая, чрезвычайно умная старушка; она меня приняла как друга своего сына и тотчас повела показывать его
портрет.
Мужа она не ждала ранее шести часов; мне его очень хотелось видеть, я возвратился, но он уже уехал на какую-то консультацию к больному.
Райский между тем изучал
портрет мужа: там видел он серые глаза, острый, небольшой нос, иронически сжатые губы и коротко остриженные волосы, рыжеватые бакенбарды. Потом взглянул на ее роскошную фигуру, полную красоты, и мысленно рисовал того счастливца, который мог бы, по праву сердца, велеть или не велеть этой богине.
— О, тогда эта портьера упадет, и вы выпорхнете из клетки; тогда вы возненавидите и теток, и этих полинявших господ, а на этот портрет (он указал на
портрет мужа) взглянете с враждой.
Неточные совпадения
— Это не мещане, Полина Карповна! — с крепкой досадой сказала Татьяна Марковна, указывая на
портреты родителей Райского, а также Веры и Марфеньки, развешанные по стенам, — и не чиновники из палаты, — прибавила она, намекая на покойного
мужа Крицкой.
— Нет, он услышит! — сказала она, указывая на
портрет своего
мужа во весь рост, стоявший над диваном, в готической золоченой раме.
— С ним? — спросил он, глядя на
портрет ее
мужа.
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего товарища был
портрет Сейоло, снятый им за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял
портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом указывая на
мужа, опять смотрела на
портрет и продолжала смеяться. Потом отдала
портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Какой-то генерал просит со мною увидеться: милости просим; входит ко мне человек лет тридцати пяти, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде, сущий
портрет Кульнева, рекомендуется мне как друг и сослуживец покойного
мужа Ивана Андреевича; он-де ехал мимо и не мог не заехать к его вдове, зная, что я тут живу.