Неточные совпадения
Полежаева
позвали в кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд,
в руке у него была тетрадь.
Дача, занимаемая
В., была превосходна.
Кабинет,
в котором я дожидался, был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [
в нижнем этаже (фр.).] огромная дверь вела на террасу и
в сад. День был жаркий, из сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и тень, цветы и зелень… а
в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный
в горькие мысли, как вдруг камердинер с каким-то странным одушевлением
позвал меня с террасы.
Гааз жил
в больнице. Приходит к нему перед обедом какой-то больной посоветоваться. Гааз осмотрел его и пошел
в кабинет что-то прописать. Возвратившись, он не нашел ни больного, ни серебряных приборов, лежавших на столе. Гааз
позвал сторожа и спросил, не входил ли кто, кроме больного? Сторож смекнул дело, бросился вон и через минуту возвратился с ложками и пациентом, которого он остановил с помощию другого больничного солдата. Мошенник бросился
в ноги доктору и просил помилования. Гааз сконфузился.
Неточные совпадения
На следующий день, рано поутру, Анна Сергеевна велела
позвать Базарова к себе
в кабинет и с принужденным смехом подала ему сложенный листок почтовой бумаги. Это было письмо от Аркадия: он
в нем просил руки ее сестры.
Сестра ее тотчас после чаю
позвала ее к себе
в кабинет и, предварительно приласкав ее, что всегда немного пугало Катю, посоветовала ей быть осторожней
в своем поведении с Аркадием, а особенно избегать уединенных бесед с ним, будто бы замеченных и теткой, и всем домом.
—
Позови. Глухая, — вполголоса объяснила Марина, вводя Самгина
в небольшую очень светлую комнату. Таких комнат было три, и Марина сказала, что одна из них — приемная, другая —
кабинет, за ним — спальня.
Захар, заперев дверь за Тарантьевым и Алексеевым, когда они ушли, не садился на лежанку, ожидая, что барин сейчас
позовет его, потому что слышал, как тот сбирался писать. Но
в кабинете Обломова все было тихо, как
в могиле.
Вы сердитесь и не можете говорить спокойно, так мы поговорим одни, с Павлом Константинычем, а вы, Марья Алексевна, пришлите Федю или Матрену
позвать нас, когда успокоитесь», и, говоря это, уже вел Павла Константиныча из зала
в его
кабинет, а говорил так громко, что перекричать его не было возможности, а потому и пришлось остановиться
в своей речи.