Неточные совпадения
Тон «Записок одного молодого человека» до того был розен, что я
не мог ничего взять из них; они
принадлежат молодому времени, они должны остаться сами по
себе.
Природа с своими вечными уловками и экономическими хитростями дает юность человеку, но человека сложившегося берет для
себя, она его втягивает, впутывает в ткань общественных и семейных отношений, в три четверти
не зависящих от него, он, разумеется, дает своим действиям свой личный характер, но он гораздо меньше
принадлежит себе, лирический элемент личности ослаблен, а потому и чувства и наслаждение — все слабее, кроме ума и воли.
Мой отец по воспитанию, по гвардейской службе, по жизни и связям
принадлежал к этому же кругу; но ему ни его нрав, ни его здоровье
не позволяли вести до семидесяти лет ветреную жизнь, и он перешел в противуположную крайность. Он хотел
себе устроить жизнь одинокую, в ней его ждала смертельная скука, тем более что он только для
себя хотел ее устроить. Твердая воля превращалась в упрямые капризы, незанятые силы портили нрав, делая его тяжелым.
В Вильне был в то время начальником, со стороны победоносного неприятеля, тот знаменитый ренегат Муравьев, который обессмертил
себя историческим изречением, что «он
принадлежит не к тем Муравьевым, которых вешают, а к тем, которые вешают». Для узкого мстительного взгляда Николая люди раздражительного властолюбия и грубой беспощадности были всего пригоднее, по крайней мере всего симпатичнее.
Наконец двери отворились à deux battants, [на обе створки (фр.).] и взошел Бенкендорф. Наружность шефа жандармов
не имела в
себе ничего дурного; вид его был довольно общий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво добрый взгляд, который часто
принадлежит людям уклончивым и апатическим.
В его любящей, покойной и снисходительной душе исчезали угловатые распри и смягчался крик себялюбивой обидчивости. Он был между нами звеном соединения многого и многих и часто примирял в симпатии к
себе целые круги, враждовавшие между
собой, и друзей, готовых разойтиться. Грановский и Белинский, вовсе
не похожие друг на друга,
принадлежали к самым светлым и замечательным личностям нашего круга.
За политические ошибки он, как журналист, конечно, повинен ответом, но и тут он виноват
не перед
собой; напротив, часть его ошибок происходила от того, что он верил своим началам больше, чем партии, к которой он поневоле
принадлежал и с которой он
не имел ничего общего, а был, собственно, соединен только ненавистью к общему врагу.
Забиякин. Засвидетельствовав, как я сказал, нанесенное мне оскорбление, я пошел к господину полицеймейстеру… Верьте, князь, что не будь я дворянин, не будь я, можно сказать, связан этим званием, я презрел бы все это… Но, как дворянин, я
не принадлежу себе и в нанесенном мне оскорблении вижу оскорбление благородного сословия, к которому имею счастие принадлежать! Я слишком хорошо помню стихи старика Державина:
«Любить — значит
не принадлежать себе, перестать жить для себя, перейти в существование другого, сосредоточить на одном предмете все человеческие чувства — надежду, страх, горесть, наслаждение; любить — значит жить в бесконечном…»
Неточные совпадения
Они уважали друг друга, но почти во всем были совершенно и безнадежно несогласны между
собою —
не потому, чтоб они
принадлежали к противоположным направлениям, но именно потому, что были одного лагеря (враги их смешивали в одно), но в этом лагере они имели каждый свой оттенок.
Он понимал все роды и мог вдохновляться и тем и другим; но он
не мог
себе представить того, чтобы можно было вовсе
не знать, какие есть роды живописи, и вдохновляться непосредственно тем, что есть в душе,
не заботясь, будет ли то, что он напишет,
принадлежать к какому-нибудь известному роду.
Княгиня очень много говорила и по своей речивости
принадлежала к тому разряду людей, которые всегда говорят так, как будто им противоречат, хотя бы никто
не говорил ни слова: она то возвышала голос, то, постепенно понижая его, вдруг с новой живостью начинала говорить и оглядывалась на присутствующих, но
не принимающих участия в разговоре особ, как будто стараясь подкрепить
себя этим взглядом.
— Еще бы!
Себе не принадлежали-с.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая
себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям
не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию,
принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…