Неточные совпадения
Вино и чай, кабак и трактир — две постоянные страсти русского слуги; для них он крадет, для них он беден, из-за них он выносит гонения, наказания и покидает семью в нищете. Ничего нет
легче, как с высоты трезвого опьянения патера Метью осуждать пьянство и, сидя за чайным столом, удивляться, для чего слуги ходят пить чай в трактир, а
не пьют его дома, несмотря на то что дома дешевле.
В одном-то
из них дозволялось жить бесприютному Карлу Ивановичу с условием ворот после десяти часов вечера
не отпирать, — условие
легкое, потому что они никогда и
не запирались; дрова покупать, а
не брать
из домашнего запаса (он их действительно покупал у нашего кучера) и состоять при моем отце в должности чиновника особых поручений, то есть приходить поутру с вопросом, нет ли каких приказаний, являться к обеду и приходить вечером, когда никого
не было, занимать повествованиями и новостями.
— Господи, какие глупости, от часу
не легче, — заметила она, выслушавши меня. — Как это можно с фамилией тащиться в ссылку
из таких пустяков? Дайте я переговорю с Орловым, я редко его о чем-нибудь прошу, они все
не любят, этого; ну, да иной раз может же сделать что-нибудь. Побывайте-ка у меня денька через два, я вам ответ сообщу.
К концу тяжелой эпохи,
из которой Россия выходит теперь, когда все было прибито к земле, одна официальная низость громко говорила, литература была приостановлена и вместо науки преподавали теорию рабства, ценсура качала головой, читая притчи Христа, и вымарывала басни Крылова, — в то время, встречая Грановского на кафедре, становилось
легче на душе. «
Не все еще погибло, если он продолжает свою речь», — думал каждый и свободнее дышал.
Из балагана показалась сама, молча посмотрела на улыбавшегося мужа, схватила его за ворот и как мешок с сеном толкнула в балаган; старик едва успел крикнуть в момент своего полета: «А я ба-арина привел…» Зайчиха была обстоятельная старуха, какие встречаются только на заводах среди староверов или в соседстве с ними; ее умное лицо, покрытое глубокими морщинами и складками, свидетельствовало о давнишней красоте, с одной стороны, и, с другой, о том, что жизнь Зайчихи была
не из легких.
Лежа в койке, он долго еще думал о том, как бы оправдать доверие Василия Федоровича, быть безукоризненным служакой и вообще быть похожим на него. И он чувствовал, что серьезно любит и море, и службу, и «Коршуна», и капитана, и товарищей, и матросов. За этот год он привязался к матросам и многому у них научился, главное — той простоте отношений и той своеобразной гуманной морали, полной прощения и любви, которая поражала его в людях, жизнь которых была
не из легких.
Неточные совпадения
Но Каренина
не дождалась брата, а, увидав его, решительным
легким шагом вышла
из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский,
не спуская глаз, смотрел на нее и, сам
не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.
— Что ж делать, по вашему? — спросила она с тою же
легкою насмешливостью. Ей, которая так боялась, чтоб он
не принял легко ее беременность, теперь было досадно зa то, что он
из этого выводил необходимость предпринять что-то.
Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца;
легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое,
не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
А иногда же, все позабывши, перо чертило само собой, без ведома хозяина, маленькую головку с тонкими, острыми чертами, с приподнятой
легкой прядью волос, упадавшей из-под гребня длинными тонкими кудрями, молодыми обнаженными руками, как бы летевшую, — и в изумленье видел хозяин, как выходил портрет той, с которой портрета
не мог бы написать никакой живописец.
Все было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностию; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак
не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом: или какой-нибудь легонький галстучек
из ленты, или шарф
легче пирожного, известного под именем «поцелуя», эфирно обнимал шею, или выпущены были из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки
из тонкого батиста, известные под именем «скромностей».