Между тем полковник понравился всем. Сенатор его ласкал, отец мой находил, что «лучше жениха нельзя ждать и желать
не должно». «Даже, — пишет NataLie, — его превосходительство Д. П. (Голохвастов) доволен им». Княгиня не говорила прямо NataLie, но прибавляла притеснения и торопила дело. NataLie пробовала прикидываться при нем совершенной «дурочкой», думая, что отстращает его. Нисколько — он продолжает ездить чаще и чаще.
Я также думаю, что методический, мирный шаг, незаметными переходами, как того хотят экономические науки и философия истории, невозможен больше для революции; нам надобно делать страшные скачки. Но в качестве публицистов, возвещая грядущую катастрофу, нам
не должно представлять ее необходимой и справедливой, а то нас возненавидят и будут гнать, а нам надобно жить…»
— Без организации, без оружия, без людей, без открытой границы, без всякой опоры выступить против сильной военной державы и продержаться с лишком год — такого примера нет в истории… Хорошо, если б другие народы переняли. Столько геройства
не должно, не может погибнуть, я полагаю, что Галиция готова к восстанию?
Неточные совпадения
Толочанов,
должно быть, очень любил ее; он с этого времени впал в задумчивость, близкую к помешательству, прогуливал ночи и,
не имея своих средств, тратил господские деньги; когда он увидел, что нельзя свести концов, он 31 декабря 1821 года отравился.
Дома был постоянно нестерпимый жар от печей, все это
должно было сделать из меня хилого и изнеженного ребенка, если б я
не наследовал от моей матери непреодолимого здоровья.
Девушек продержали в части до вечера. Испуганные, оскорбленные, они слезами убедили частного пристава отпустить их домой, где отсутствие их
должно было переполошить всю семью. По просьбе ничего
не было сделано.
Запачканный диван стоял у стены, время было за полдень, я чувствовал страшную усталость, бросился на диван и уснул мертвым сном. Когда я проснулся, на душе все улеглось и успокоилось. Я был измучен в последнее время неизвестностью об Огареве, теперь черед дошел и до меня, опасность
не виднелась издали, а обложилась вокруг, туча была над головой. Это первое гонение
должно было нам служить рукоположением.
«…Мои желания остановились. Мне было довольно, — я жил в настоящем, ничего
не ждал от завтрашнего дня, беззаботно верил, что он и
не возьмет ничего. Личная жизнь
не могла больше дать, это был предел; всякое изменение
должно было с какой-нибудь стороны уменьшить его.
Так как все, лежащее вне торговых оборотов и «эксплуатации» своего общественного положения,
не существенно в мещанском обществе, то их образование и
должно быть ограничено.
Правда, подчас кажется, что еще есть в груди чувства, слова, которых жаль
не высказать, которые сделали бы много добра, по крайней мере, отрады слушающему, и становится жаль, зачем все это
должно заглохнуть и пропасть в душе, как взгляд рассеивается и пропадает в пустой дали… но и это — скорее догорающее зарево, отражение уходящего прошедшего.
— Во-первых, — продолжал он, — у Гассера будут расходы, у вас даром ничего
не делают, — это, разумеется,
должно пасть на ваш счет; сверх того… сколько предлагаете вы?
Стародум. Дурное расположение людей, не достойных почтения,
не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда не желают тем, кого презирают; а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать. Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Пускай рассказ летописца страдает недостатком ярких и осязательных фактов, — это
не должно мешать нам признать, что Микаладзе был первый в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а там, в своем углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или
не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так хватает земли нанять сколько может. Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
— Знаете, княжна, — сказал я с некоторой досадой, — никогда
не должно отвергать кающегося преступника: с отчаяния он может сделаться еще вдвое преступнее… и тогда…
— Будьте покойны, я переговорю об этом деле с некоторыми юрисконсультами. С вашей стороны тут ничего
не должно прилагать; вы должны быть совершенно в стороне. Я же теперь могу жить в городе, сколько мне угодно.
Неточные совпадения
Хлестаков. Для такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам
должно не стул, а трон.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, //
Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — //
Должно быть, богатырь».
Должно быть, раздобылся ты // Курьерской подорожною!..» // Чуть раз
не прыснул я.
Правдин. Удовольствие, которым государи наслаждаются, владея свободными душами,
должно быть столь велико, что я
не понимаю, какие побуждения могли бы отвлекать…
Стародум. Почтение! Одно почтение
должно быть лестно человеку — душевное; а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах
не по деньгам, а в знати
не по чинам.