Неточные совпадения
Записки эти не первый опыт. Мне было лет двадцать пять, когда я начинал
писать что-то вроде воспоминаний. Случилось это так: переведенный из Вятки во Владимир — я ужасно скучал. Остановка перед Москвой дразнила меня, оскорбляла; я был
в положении человека, сидящего на последней станции без лошадей!
У него своя юриспруденция. Он велел освободить виновных от платежа, потому,
написал он собственноручно, как и напечатано
в сенатской
записке, «что члены комиссии не знали, что подписывали». Положим, что митрополит по ремеслу должен оказывать смирение, а каковы другие-то вельможи, которые приняли подарок, так учтиво и милостиво мотивированный!
Но Белинский на другой день прислал мне их с
запиской,
в которой
писал: «Вели, пожалуйста, переписать сплошь, не отмечая стихов, я тогда с охотой прочту, а теперь мне все мешает мысль, что это стихи».
Сказано — сделано, и вот пятьдесят губернских правлений рвут себе волосы над неофициальной частью. Священники из семинаристов, доктора медицины, учителя гимназии, все люди, состоящие
в подозрении образования и уместного употребления буквы «ъ», берутся
в реквизицию. Они думают, перечитывают «Библиотеку для чтения» и «Отечественные
записки», боятся, посягают и, наконец,
пишут статейки.
На другой день я получил от нее
записку, несколько испуганную, старавшуюся бросить какую-то дымку на вчерашнее; она
писала о страшном нервном состоянии,
в котором она была, когда я взошел, о том, что она едва помнит, что было, извинялась — но легкий вуаль этих слов не мог уж скрыть страсть, ярко просвечивавшуюся между строк.
Утром Матвей подал мне
записку. Я почти не спал всю ночь, с волнением распечатал я ее дрожащей рукой. Она
писала кротко, благородно и глубоко печально; цветы моего красноречия не скрыли аспика, [аспида (от фр. aspic).]
в ее примирительных словах слышался затаенный стон слабой груди, крик боли, подавленный чрезвычайным усилием. Она благословляла меня на новую жизнь, желала нам счастья, называла Natalie сестрой и протягивала нам руку на забвение прошедшего и на будущую дружбу — как будто она была виновата!
Я понимаю Le ton d'exaltation [восторженный тон (фр.).] твоих
записок — ты влюблена! Если ты мне
напишешь, что любишь серьезно, я умолкну, — тут оканчивается власть брата. Но слова эти мне надобно, чтоб ты сказала. Знаешь ли ты, что такое обыкновенные люди? они, правда, могут составить счастье, — но твое ли счастье, Наташа? ты слишком мало ценишь себя! Лучше
в монастырь, чем
в толпу. Помни одно, что я говорю это, потому что я твой брат, потому что я горд за тебя и тобою!
Я решился
писать; но одно воспоминание вызывало сотни других, все старое, полузабытое воскресало — отроческие мечты, юношеские надежды, удаль молодости, тюрьма и ссылка [Рассказ о «Тюрьме и ссылке» составляет вторую часть
записок.
В нем всего меньше речь обо мне, он мне показался именно потому занимательнее для публики. (Прим. А. И. Герцена.)] — эти ранние несчастия, не оставившие никакой горечи на душе, пронесшиеся, как вешние грозы, освежая и укрепляя своими ударами молодую жизнь.
Славянофилы, с своей стороны, начали официально существовать с войны против Белинского; он их додразнил до мурмолок и зипунов. Стоит вспомнить, что Белинский прежде
писал в «Отечественных
записках», а Киреевский начал издавать свой превосходный журнал под заглавием «Европеец»; эти названия всего лучше доказывают, что вначале были только оттенки, а не мнения, не партии.
Его шероховатый, неметеный слог, грубая манера бросать корноухие, обгрызенные отметки и нежеваные мысли, вдохновил меня как-то
в старые годы, и я
написал в подражание ему небольшой отрывок из «Путевых
записок Вёдрина».
С нашей стороны было невозможно заарканить Белинского; он слал нам грозные грамоты из Петербурга, отлучал нас, предавал анафеме и
писал еще злее
в «Отечественных
записках». Наконец он торжественно указал пальцем против «проказы» славянофильства и с упреком повторил: «Вот вам они!», мы все понурили голову, Белинский был прав!
Подумав об этом, я
написал к Маццини
записку и спросил его, примет ли Гарибальди приглашение
в такую даль, как Теддингтон; если нет, то я его не буду звать, тем дело и кончится, если же поедет, то я очень желал бы их обоих пригласить.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут
пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две
записки: одну
в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения
написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Расспросив подробности, которые знала княгиня о просившемся молодом человеке, Сергей Иванович, пройдя
в первый класс,
написал записку к тому, от кого это зависело, и передал княгине.
Графиня Лидия Ивановна
писала обыкновенно по две и по три
записки в день Алексею Александровичу. Она любила этот процесс сообщения с ним, имеющий
в себе элегантность и таинственность, каких не доставало
в ее личных сношениях.
— Хорошо. Постойте. Сейчас я
напишу записку. Пошлите Михайлу с
запиской в конюшни. Поскорее.