У тебя, говорят, мысль идти в монастырь; не
жди от меня улыбки при этой мысли, я понимаю ее, но ее надобно взвесить очень и очень. Неужели мысль любви не волновала твою грудь? Монастырь — отчаяние, теперь нет монастырей для молитвы. Разве ты сомневаешься, что встретишь человека, который тебя будет любить, которого ты будешь любить? Я с радостью сожму его руку и твою. Он будет счастлив. Ежели же этот он не явится — иди в монастырь, это в мильон раз лучше пошлого замужества.
Неточные совпадения
Мы посмотрели друг на друга… и тихим шагом поехали к остерии, [ресторану (
от ит. osteria).] где нас
ждала коляска.
Больше снисходительности нельзя было
от него
ждать.
Он находил, что на человеке так же мало лежит ответственности за добро и зло, как на звере; что все — дело организации, обстоятельств и вообще устройства нервной системы,
от которой больше
ждут, нежели она в состоянии дать.
— Делайте все, что вам приказывает служба, но я вас прошу избавить меня
от поучений. Из ваших слов я вижу, что вы
ждали, чтоб я вам поклонился. Я не имею привычки кланяться незнакомым.
…Когда мы подъехали к Казани, Волга была во всем блеске весеннего разлива; целую станцию
от Услона до Казани надобно было плыть на дощанике, река разливалась верст на пятнадцать или больше. День был ненастный. Перевоз остановился, множество телег и всяких повозок
ждали на берегу.
Сначала и мне было жутко, к тому же ветер с дождем прибавлял какой-то беспорядок, смятение. Но мысль, что это нелепо, чтоб я мог погибнуть, ничего не сделав, это юношеское «Quid timeas? Caesarem vehis!» [Чего ты боишься? Ты везешь Цезаря! (лат.)] взяло верх, и я спокойно
ждал конца, уверенный, что не погибну между Услоном и Казанью. Жизнь впоследствии отучает
от гордой веры, наказывает за нее; оттого-то юность и отважна и полна героизма, а в летах человек осторожен и редко увлекается.
В то время как я терял голову и не знал, что делать, пока я
ждал с малодушной слабостью случайной перемены
от времени,
от обстоятельств, — время и обстоятельства еще больше усложнили положение.
…Сбитый с толку, предчувствуя несчастия, недовольный собою, я жил в каком-то тревожном состоянии; снова кутил, искал рассеяния в шуме, досадовал за то, что находил его, досадовал за то, что не находил, и
ждал, как чистую струю воздуха середь пыльного жара, несколько строк из Москвы
от Natalie. Надо всем этим брожением страстей всходил светлее и светлее кроткий образ ребенка-женщины. Порыв любви к Р. уяснил мне мое собственное сердце, раскрыл его тайну.
…Р. страдала, я с жалкой слабостью
ждал от времени случайных разрешений и длил полуложь. Тысячу раз хотел я идти к Р., броситься к ее ногам, рассказать все, вынести ее гнев, ее презрение… но я боялся не негодования — я бы ему был рад, — боялся слез. Много дурного надобно испытать, чтоб уметь вынести женские слезы, чтоб уметь сомневаться, пока они, еще теплые, текут по воспаленной щеке. К тому же ее слезы были бы искренние.
Кетчер писал мне: «
От старика ничего не
жди». Этого-то и надо было. Но что было делать, как начать? Пока я обдумывал по десяти разных проектов в день и не решался, который предпочесть, брат мой собрался ехать в Москву.
«…Мои желания остановились. Мне было довольно, — я жил в настоящем, ничего не
ждал от завтрашнего дня, беззаботно верил, что он и не возьмет ничего. Личная жизнь не могла больше дать, это был предел; всякое изменение должно было с какой-нибудь стороны уменьшить его.
Но что же
ждало его в этой дали? Испания, вырезываемая Наполеоном, одичалая Греция, всеобщее воскрешение всех смердящих Лазарей после 1814 года;
от них нельзя было спастись ни в Равенне, ни в Диодати. Байрон не мог удовлетвориться по-немецки теориями sub specie aeterriitatis, [с точки зрения вечности (лат.).] ни по-французски политической болтовней, и он сломился, но сломился, как грозный Титан, бросая людям в глаза свое презрение, не золотя пилюли.
Я помню удивление в Ротшильдовом бюро при получении этого ответа. Глаз невольно искал под таким актом тавро Алариха или печать Чингисхана. Такой шутки Ротшильд не
ждал даже и
от такого известного деспотических дел мастера, как Николай.
Его мантия, застегнутая на груди, не столько военный плащ, сколько риза воина-первосвященника, prophetare. [пророка-царя (лат.).] Когда он поднимает руку,
от него
ждут благословения и привета, а не военного приказа.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты
ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
Неточные совпадения
Анна,
от которой зависело это положение и для которой оно было мучительнее всех, переносила его потому, что она не только
ждала, но твердо была уверена, что всё это очень скоро развяжется и уяснится.
Кити видела, что с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти
от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не
ждут и без которых жить нельзя».
— Ты всегда после этого точно из бани, — сказал Петрицкий. — Я
от Грицки (так они звали полкового командира), тебя
ждут.
— А я тебя
ждал до двух часов. Куда же ты поехал
от Щербацких?
— На столе, — отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием, на барина и,
подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой: —
От хозяина извозчика приходили.