Неточные совпадения
В их-то
числе я нашел много голов, напоминающих Николая, когда он был без усов.
Месяцев через десять обыкновенно Карл Иванович, постарше, поизмятее, победнее и еще с меньшим
числом зубов и волос, смиренно являлся к моему отцу с запасом персидского порошку от блох и клопов, линялой тармаламы, ржавых черкесских кинжалов и снова поселялся
в пустом доме на тех же условиях: исполнять комиссии и печь топить своими дровами.
А какие оригиналы были
в их
числе и какие чудеса — от Федора Ивановича Чумакова, подгонявшего формулы к тем, которые были
в курсе Пуансо, с совершеннейшей свободой помещичьего права, прибавляя, убавляя буквы, принимая квадраты за корни и х за известное, до Гавриила Мягкова, читавшего самую жесткую науку
в мире — тактику.
Сначала они
в Сибири кой-как перебивались, продавая последние вещи, но страшная бедность шла неотразимо и тем скорее, чем семья росла
числом.
Тогда-то часть молодежи, и
в ее
числе Вадим, бросилась на глубокое и серьезное изучение русской истории.
Министерство внутренних дел было тогда
в припадке статистики; оно велело везде завести комитеты и разослало такие программы, которые вряд возможно ли было бы исполнить где-нибудь
в Бельгии или Швейцарии; при этом всякие вычурные таблицы с maximum и minimum, с средними
числами и разными выводами из десятилетних сложностей (составленными по сведениям, которые за год перед тем не собирались!), с нравственными отметками и метеорологическими замечаниями.
Кстати, говоря о сосланных, — за Нижним начинают встречаться сосланные поляки, с Казани
число их быстро возрастает.
В Перми было человек сорок,
в Вятке не меньше; сверх того,
в каждом уездном городе было несколько человек.
Сенявин, который сам рассказывал этот анекдот, принадлежал к тому
числу непрактических людей
в русской службе, которые думают, что риторическими выходками о честности и деспотическим преследованием двух-трех плутов, которые подвернутся, можно помочь такой всеобщей болезни, как русское взяточничество, свободно растущее под тенью цензурного древа.
Второе дело было перед моими глазами. Витберг скупал именья для храма. Его мысль состояла
в том, чтоб помещичьи крестьяне, купленные с землею для храма, обязывались выставлять известное
число работников — этим способом они приобретали полную волю себе
в деревне. Забавно, что наши сенаторы-помещики находили
в этой мере какое-то невольничество!
Блудов, известный как продолжатель истории Карамзина, не написавший ни строки далее, и как сочинитель «Доклада следственной комиссии» после 14 декабря, которого было бы лучше совсем не писать, принадлежал к
числу государственных доктринеров, явившихся
в конце александровского царствования.
Огарев это понял еще тогда; потому-то его все (и я
в том
числе) упрекали
в излишней кротости.
Статьи Белинского судорожно ожидались молодежью
в Москве и Петербурге с 25
числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты
в кофейные спрашивать, получены ли «Отечественные записки»; тяжелый номер рвали из рук
в руки. «Есть Белинского статья?» — «Есть», — и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… и трех-четырех верований, уважений как не бывало.
Ставить
в их
число людей вроде П. Я. Чаадаева было бы страшнейшей ошибкой.
Так, например,
в слегка набросанном плане отчета было сказано: «Из рассматривания
числа и характера преступлений (ни
число, ни характер еще не были известны)
в.
в. изволите усмотреть успехи народной нравственности и усиленное действие начальства с целью оную улучшить».
В первых
числах декабря, часов
в девять утром, Матвей сказал мне, что квартальный надзиратель желает меня видеть. Я не мог догадаться, что его привело ко мне, и велел просить. Квартальный показал мне клочок бумаги, на котором было написано, что он «пригласил меня
в 10 часов утра
в III Отделение собств. е.
в. канцелярии».
Университеты предполагалось закрыть, теперь ограничились следующими, уже приведенными
в исполнение мерами: возвысили плату за студентов и уменьшили их
число законом,
в силу которого не может быть
в университете больше 300 студентов.
Мы Европу все еще знаем задним
числом; нам всем мерещатся те времена, когда Вольтер царил над парижскими салонами и на споры Дидро звали, как на стерлядь; когда приезд Давида Юма
в Париж сделал эпоху, и все контессы, виконтессы ухаживали за ним, кокетничали с ним до того, что другой баловень, Гримм, надулся и нашел это вовсе не уместным.
Семя было брошено; на посев и защиту всходов пошла их сила. Надобно было людей нового поколения, несвихнутых, ненадломленных, которыми мысль их была бы принята не страданием, не болезнью, как до нее дошли учители, а передачей, наследием. Молодые люди откликнулись на их призыв, люди Станкевичева круга примыкали к ним, и
в их
числе такие сильные личности, как К. Аксаков и Юрий Самарин.
И как некогда Василий Великий писал Григорию Назианзину, что он «утопает
в посте и наслаждается лишениями», так теперь явились добровольные мученики, страдавшие по званию, несчастные по ремеслу, и
в их
числе добросовестнейшие люди; да и Василий Великий откровенно писал своему другу об оргиях плотоумерщвления и о неге гонения.
Фази еще
в 1849 году обещал меня натурализировать
в Женеве, но все оттягивал дело; может, ему просто не хотелось прибавить мною
число социалистов
в своем кантоне. Мне это надоело, приходилось переживать черное время, последние стены покривились, могли рухнуть на голову, долго ли до беды… Карл Фогт предложил мне списаться о моей натурализации с Ю. Шаллером, который был тогда президентом Фрибургского кантона и главою тамошней радикальной партии.
Разумеется, что при этом кто-нибудь непременно
в кого-нибудь хронически влюблен, разумеется, что дело не обходится без сентиментальности, слез, сюрпризов и сладких пирожков с вареньем, но все это заглаживается той реальной, чисто жизненной поэзией с мышцами и силой, которую я редко встречал
в выродившихся, рахитических детях аристократии и еще менее у мещанства, строго соразмеряющего
число детей с приходо-расходной книгой.
Авигдора, этого О'Коннеля Пальоне (так называется сухая река, текущая
в Ницце), посадили
в тюрьму, ночью ходили патрули, и народ ходил, те и другие пели песни, и притом одни и те же, — вот и все. Нужно ли говорить, что ни я, ни кто другой из иностранцев не участвовал
в этом семейном деле тарифов и таможен. Тем не менее интендант указал на несколько человек из рефюжье как на зачинщиков, и
в том
числе на меня. Министерство, желая показать пример целебной строгости, велело меня прогнать вместе с другими.
Я чуть не перервал его на этом, чтоб сказать: «Не обижайте покойников!», но, как будто предвидя, что и Николай скоро будет
в их
числе, промолчал.
Ледрю-Роллен сначала, потом полковник Фрапполи как представитель мацциниевской партии заплатили большие деньги, но не спасли «Реформу». Все резкие органы социализма и республики были убиты этим средством.
В том
числе, и
в самом начале, Прудонов «Le Representant du Peuple», потом его же «Le Peuple». Прежде чем оканчивался один процесс, начинался другой.
Только
в самовластных правлениях запрещают говорить о неурожаях, заразах и о
числе побитых на войне.
…Отворились настежь двери, и вошла не невеста ливанская, а разом человек десять важных бриттов, и
в их
числе лорд Шефсбюри, Линдзей.