Неточные совпадения
Что тут винить с натянутой регуловской точки зрения
человека, — надобно винить грустную
среду,
в которой всякое благородное чувство передается, как контрабанда, под полой да затворивши двери; а сказал слово громко — так день целый и думаешь, скоро ли придет полиция…
Много смеялись мы его рассказам, но не веселым смехом, а тем, который возбуждал иногда Гоголь. У Крюкова, у Е. Корша остроты и шутки искрились, как шипучее вино, от избытка сил. Юмор Галахова не имел ничего светлого, это был юмор
человека, живущего
в разладе с собой, со
средой, сильно жаждущего выйти на покой, на гармонию — но без большой надежды.
Долго оторванная от народа часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим
в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то на сердце, и все-таки все молчали; наконец пришел
человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет
в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и упрека петровской России, она имела право на него: разве эта
среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?
Все это занимает, рассеивает, раздражает, сердит, и на колодника или сосланного чаще находят минуты бешенства, чем утомительные часы равномерного, обессиливающего отчаяния
людей, потерянных на воле
в пошлой и тяжелой
среде.
Разрыв современного
человека со
средой,
в которой он живет, вносит страшный сумбур
в частное поведение.
Страстный поклонник красот природы, неутомимый работник
в науке, он все делал необыкновенно легко и удачно; вовсе не сухой ученый, а художник
в своем деле, он им наслаждался; радикал — по темпераменту, peaлист — по организации и гуманный
человек — по ясному и добродушно-ироническому взгляду, он жил именно
в той жизненной
среде, к которой единственно идут дантовские слова: «Qui e l'uomo felice».
Вы, граждане Шателя, вы, эти несколько
человек, вы могли, принимая меня
в вашу
среду, остановить занесенную руку русского императора, вооруженную миллионом штыков.
В среде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время ни о чем другом не говорили и не писали, как о Славянском вопросе и Сербской войне. Всё то, что делает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу Славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры — всё свидетельствовало о сочувствии к Славянам.
Кажется, что может быть проще мысли, что жить
в среде людей довольных и небоящихся гораздо удобнее, нежели быть окруженным толпою ропщущих и трепещущих несчастливцев, — однако ж с каким упорством торжествующая практика держится совершенно противоположных воззрений!
В среде людей, окружавших труп и слушавших этот Висленевский бред, пронесся шепот, что «он сумасшедший», но кто-то заметил, что это не мешает выслушать его рассказ, и как рассказ этот всем казался очень любопытным, то Жозефа вывели в смежную комнату, и пока медик, оставаясь в зале, зашивал труп Бодростина, чиновники слушали Жозефовы признания о том, как было дело.
Кто он был, откуда явился в столицу, какие имеет средства к жизни? — все эти вопросы, которыми не задается наше современное общество при встрече с незнакомцем, если он элегантно одет, имеет внушительный вид и обладает всегда полным бумажником. Последние условия всецело подходили к Григорию Александровичу, и прием его
в среду людей, считающих друг друга, а в особенности, самих себя порядочными, состоялся беспрепятственно.
Неточные совпадения
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из
среды своей ходока — самого древнего
в целом городе
человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
Он родился
в среде тех
людей, которые были и стали сильными мира сего.
Константин Левин заглянул
в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой
человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина,
в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том,
в среде каких чужих
людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин
в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Но
в действительности, увидав ее
в среде этих чуждых для нее
людей, с их новым для Дарьи Александровны хорошим тоном, ей было неловко.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей
в народе,
в среде которого он жил, и не находил этих мыслей
в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из
людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того,
в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому
человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.