Неточные совпадения
Встарь бывала, как теперь
в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных
роду и племени своих господ. И это понятно. Помещик не верит
в свою власть, не думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит
в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
Чаще отдавали дворовых
в солдаты; наказание это приводило
в ужас всех молодых людей; без
роду, без племени, они все же лучше хотели остаться крепостными, нежели двадцать лет тянуть лямку.
Разумеется, есть люди, которые живут
в передней, как рыба
в воде, — люди, которых душа никогда не просыпалась, которые взошли во вкус и с своего
рода художеством исполняют свою должность.
В самом деле, большей частию
в это время немца при детях благодарят, дарят ему часы и отсылают; если он устал бродить с детьми по улицам и получать выговоры за насморк и пятны на платьях, то немец при детях становится просто немцем, заводит небольшую лавочку, продает прежним питомцам мундштуки из янтаря, одеколон, сигарки и делает другого
рода тайные услуги им.
В крепости ничего не знали о позволении, и бедная девушка, добравшись туда, должна была ждать, пока начальство спишется с Петербургом,
в каком-то местечке, населенном всякого
рода бывшими преступниками, без всякого средства узнать что-нибудь об Ивашеве и дать ему весть о себе.
В этом
роде он делал общий смотр.
В этом трактате, которого я не брал
в руки с шестнадцатилетнего возраста, я помню только длинные сравнения
в том
роде, как Плутарх сравнивает героев — блондинок с черноволосыми.
Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу
в том
роде, как провинциалы смотрят на столичных жителей, — с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая.
Я считаю большим несчастием положение народа, которого молодое поколение не имеет юности; мы уже заметили, что одной молодости на это недостаточно. Самый уродливый период немецкого студентства во сто раз лучше мещанского совершеннолетия молодежи во Франции и Англии; для меня американские пожилые люди лет
в пятнадцать от
роду — просто противны.
Года за полтора перед тем познакомились мы с
В., это был своего
рода лев
в Москве. Он воспитывался
в Париже, был богат, умен, образован, остер, вольнодум, сидел
в Петропавловской крепости по делу 14 декабря и был
в числе выпущенных; ссылки он не испытал, но слава оставалась при нем. Он служил и имел большую силу у генерал-губернатора. Князь Голицын любил людей с свободным образом мыслей, особенно если они его хорошо выражали по-французски.
В русском языке князь был не силен.
После падения Франции я не раз встречал людей этого
рода, людей, разлагаемых потребностью политической деятельности и не имеющих возможности найтиться
в четырех стенах кабинета или
в семейной жизни. Они не умеют быть одни;
в одиночестве на них нападает хандра, они становятся капризны, ссорятся с последними друзьями, видят везде интриги против себя и сами интригуют, чтоб раскрыть все эти несуществующие козни.
…Когда я пришел
в себя, я лежал на полу, голову ломило страшно. Высокий, седой жандарм стоял, сложа руки, и смотрел на меня бессмысленно-внимательно,
в том
роде, как
в известных бронзовых статуэтках собака смотрит на черепаху.
Пожилых лет, небольшой ростом офицер, с лицом, выражавшим много перенесенных забот, мелких нужд, страха перед начальством, встретил меня со всем радушием мертвящей скуки. Это был один из тех недальних, добродушных служак, тянувший лет двадцать пять свою лямку и затянувшийся, без рассуждений, без повышений,
в том
роде, как служат старые лошади, полагая, вероятно, что так и надобно на рассвете надеть хомут и что-нибудь тащить.
Князь Долгорукий принадлежал к аристократическим повесам
в дурном
роде, которые уж редко встречаются
в наше время. Он делал всякие проказы
в Петербурге, проказы
в Москве, проказы
в Париже.
Тюфяев знал своих гостей насквозь, презирал их, показывал им иногда когти и вообще обращался с ними
в том
роде, как хозяин обращается с своими собаками: то с излишней фамильярностью, то с грубостию, выходящей из всех пределов, — и все-таки он звал их на свои обеды, и они с трепетом и радостью являлись к нему, унижаясь, сплетничая, подслуживаясь, угождая, улыбаясь, кланяясь.
— Вот был профессор-с — мой предшественник, — говорил мне
в минуту задушевного разговора вятский полицмейстер. — Ну, конечно, эдак жить можно, только на это надобно родиться-с; это
в своем
роде, могу сказать, Сеславин, Фигнер, — и глаза хромого майора, за рану произведенного
в полицмейстеры, блистали при воспоминании славного предшественника.
Обученный такому округлению счетов, привыкнувший к такого
рода сметам, а вероятно, и к пяти золотым, о судьбе которых он умолчал, староста был уверен
в успехе.
Между разными распоряжениями из Петербурга велено было
в каждом губернском городе приготовить выставку всякого
рода произведений и изделий края и расположить ее по трем царствам природы. Это разделение по царствам очень затруднило канцелярию и даже отчасти Тюфяева. Чтоб не ошибиться, он решился, несмотря на свое неблагорасположение, позвать меня на совет.
Полицейские суетились, чиновники
в мундирах жались к стене, дамы толпились около наследника
в том
роде, как дикие окружают путешественников…
Это был человек совершенно
в другом
роде.
Я знал, что мой отказ огорчил бы Матвея, да и сам,
в сущности, ничего не имел против почтового празднества… Новый год своего
рода станция.
Княгиня не умела продолжать изящную
в своем
роде роль прародительницы, патриархальной связи многих нитей.
Визиты княгини производили к тому же почти всегда неприятные впечатления, она обыкновенно ссорилась из-за пустяков с моим отцом, и, не видавшись месяца два, они говорили друг другу колкости, прикрывая их нежными оборотами,
в том
роде, как леденцом покрывают противные лекарства.
Наполеон женил своих воинов
в том
роде, как наши помещики женят дворовых людей, — не очень заботясь о любви и наклонностях.
Есть дело, надобно его и сделать, а как же это делать для дела или
в знак памяти
роду человеческому?
Я после и прежде встречал
в жизни много мистиков
в разных
родах, от Виберга и последователей Товянского, принимавших Наполеона за военное воплощение бога и снимавших шапку, проходя мимо Вандомской колонны, до забытого теперь «Мапа», который сам мне рассказывал свое свидание с богом, случившееся на шоссе между Монморанси и Парижем.
В заключение прибавлю несколько слов об элементах, из которых составился круг Станкевича; это бросает своего
рода луч на странные подземные потоки,
в тиши подмывающие плотную кору русско-немецкого устройства.
Жену я застал
в лихорадке, она с этого дня занемогла и, испуганная еще вечером, через несколько дней имела преждевременные
роды. Ребенок умер через день. Едва через три или через четыре года оправилась она.
— Воюет с студентами, — заметила она, — все
в голове одно — конспирации; ну, а те и рады подслуживаться; все пустяками занимаются. Людишки такие дрянные около него — откуда это он их набрал? — без
роду и племени. Так, видите, mon cher conspirateur, [мой милый заговорщик (фр.).] что же вам было тогда — лет шестнадцать?
Потолковавши
в этом
роде с полчаса, я встал, чтоб ехать.
Разговора этого было совершенно достаточно для обоих. Выходя от него, я решился не сближаться с ним. Сколько я мог заметить, впечатление, произведенное мною на губернатора, было
в том же
роде, как то, которое он произвел на меня, то есть мы настолько терпеть не могли друг друга, насколько это возможно было при таком недавнем и поверхностном знакомстве.
Помня знаменитое изречение Талейрана, я не старался особенно блеснуть усердием и занимался делами, насколько было нужно, чтоб не получить замечания или не попасть
в беду. Но
в моем отделении было два
рода дел, на которые я не считал себя вправе смотреть так поверхностно, это были дела о раскольниках и злоупотреблении помещичьей власти.
Дела о раскольниках были такого
рода, что всего лучше было их совсем не подымать вновь, я их просмотрел и оставил
в покое. Напротив, дела о злоупотреблении помещичьей власти следовало сильно перетряхнуть; я сделал все, что мог, и одержал несколько побед на этом вязком поприще, освободил от преследования одну молодую девушку и отдал под опеку одного морского офицера. Это, кажется, единственная заслуга моя по служебной части.
Но для матери новорожденный — старый знакомый, она давно чувствовала его, между ними была физическая, химическая, нервная связь; сверх того, младенец для матери — выкуп за тяжесть беременности, за страдания
родов, без него мучения, лишенные цели, оскорбляют, без него ненужное молоко бросается
в мозг.
Раз воротился я домой поздно вечером; она была уже
в постели; я взошел
в спальную. На сердце у меня было скверно. Филиппович пригласил меня к себе, чтоб сообщить мне свое подозрение на одного из наших общих знакомых, что он
в сношениях с полицией. Такого
рода вещи обыкновенно щемят душу не столько возможной опасностью, сколько чувством нравственного отвращения.
«Письмо» Чаадаева было своего
рода последнее слово, рубеж. Это был выстрел, раздавшийся
в темную ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утре или о том, что его не будет, — все равно, надобно было проснуться.
Возвращение к народу они тоже поняли грубо,
в том
роде, как большая часть западных демократов — принимая его совсем готовым.
Сверх участников
в спорах, сверх людей, имевших мнения, на эти вечера приезжали охотники, даже охотницы, и сидели до двух часов ночи, чтоб посмотреть, кто из матадоров кого отделает и как отделают его самого; приезжали
в том
роде, как встарь ездили на кулачные бои и
в амфитеатр, что за Рогожской заставой.
— Знаете ли что, — сказал он вдруг, как бы удивляясь сам новой мысли, — не только одним разумом нельзя дойти до разумного духа, развивающегося
в природе, но не дойдешь до того, чтобы понять природу иначе, как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то вы не докажете и того, что история не оборвется завтра, не погибнет с
родом человеческим, с планетой.
Сознание бессилия идеи, отсутствия обязательной силы истины над действительным миром огорчает нас. Нового
рода манихеизм овладевает нами, мы готовы, par dépit, [с досады (фр.).] верить
в разумное (то есть намеренное) зло, как верили
в разумное добро — это последняя дань, которую мы платим идеализму.
Дорога эта великолепно хороша с французской стороны; обширный амфитеатр громадных и совершенно непохожих друг на друга очертаниями гор провожает до самого Безансона; кое-где на скалах виднеются остатки укрепленных рыцарских замков.
В этой природе есть что-то могучее и суровое, твердое и угрюмое; на нее-то глядя, рос и складывался крестьянский мальчик, потомок старого сельского
рода — Пьер-Жозеф Прудон. И действительно, о нем можно сказать, только
в другом смысле, сказанное поэтом о флорентийцах...
В комнате были разные господа, рядовые капиталисты, члены Народного собрания, два-три истощенных туриста с молодыми усами на старых щеках, эти вечные лица, пьющие на водах вино, представляющиеся ко дворам, слабые и лимфатические отпрыски, которыми иссякают аристократические
роды и которые туда же, суются от карточной игры к биржевой.
Объявили сударю (sieur) Александру Герцену, говоря ему, как сказано
в оригинале». Тут следует весь текст опять.
В том
роде, как дети говорят сказку о белом быке, повторяя всякий раз с прибавкой одной фразы: «Сказать ли вам сказку о белом быке?»
Но воззрения их, согласные
в двух отрицательных принципах,
в отрицании царской власти и социализма,
в остальном были различны; для их единства были необходимы уступки, а этого
рода уступки оскорбляют одностороннюю силу каждого, подвязывая именно те струны для общего аккорда, которые звучат всего резче, оставляя стертой, мутной и колеблющейся сводную гармонию.
Я не могу надеяться, чтоб одно возвращение мое могло меня спасти от печальных последствий политического процесса. Мне легко объяснить каждое из моих действий, но
в процессах этого
рода судят мнения, теории; на них основывают приговоры. Могу ли я, должен ли я подвергать себя и все мое семейство такому процессу…
В 1849 году я поместил моего сына, пяти лет от
роду,
в цюрихский институт глухонемых.
Отец Фогта — чрезвычайно даровитый профессор медицины
в Берне; мать из
рода Фолленов, из этой эксцентрической, некогда наделавшей большого шума швейцарско-германской семьи.
Надобно иметь много храбрости, чтоб признаваться
в таких впечатлениях, которые противоречат общепринятому предрассудку или мнению. Я долго не решался при посторонних сказать, что «Освобожденный Иерусалим» — скучен, что «Новую Элоизу» — я не мог дочитать до конца, что «Герман и Доротея» — произведение мастерское, но утомляющее до противности. Я сказал что-то
в этом
роде Фогту, рассказывая ему мое замечание о концерте.
Он не поверхностно изучал, но не чувствовал потребности переходить известную глубину, за которой и оканчивается все светлое и которая,
в сущности, представляет своего
рода выход из действительности.
— Заметьте, — добавил я, — что
в Стансфильде тори и их сообщники преследуют не только революцию, которую они смешивают с Маццини, не только министерство Палмерстона, но, сверх того, человека, своим личным достоинством, своим трудом, умом достигнувшего
в довольно молодых летах места лорда
в адмиралтействе, человека без
рода и связей
в аристократии.