Неточные совпадения
Главное занятие его, сверх езды за каретой, — занятие, добровольно возложенное им на себя, состояло
в обучении мальчишек аристократическим манерам передней. Когда он был трезв, дело еще шло кой-как с рук, но когда у него
в голове шумело, он становился педантом и тираном до невероятной степени. Я иногда вступался за моих приятелей, но мой авторитет мало действовал на
римский характер Бакая; он отворял мне дверь
в залу и говорил...
Вся история
римского падения выражена тут бровями, лбами, губами; от дочерей Августа до Поппеи матроны успели превратиться
в лореток, и тип лоретки побеждает и остается; мужской тип, перейдя, так сказать, самого себя
в Антиное и Гермафродите, двоится: с одной стороны, плотское и нравственное падение, загрязненные черты развратом и обжорством, кровью и всем на свете, безо лба, мелкие, как у гетеры Гелиогабала, или с опущенными щеками, как у Галбы; последний тип чудесно воспроизвелся
в неаполитанском короле.
В римских элегиях,
в «Ткачихе»,
в Гретхен и ее отчаянной молитве Гете выразил все торжественное, чем природа окружает созревающий плод, и все тернии, которыми венчает общество этот сосуд будущего.
Это измученно-восторженное лицо, эту радость, летающую вместе с началом смерти около юного чела родильницы, я узнал потом
в Фан-Дейковой мадонне
в римской галерее Корсини. Младенец только что родился, его подносят к матери; изнеможенная, без кровинки
в лице, слабая и томная, она улыбнулась и остановила на малютке взгляд усталый и исполненный бесконечной любви.
Поэты
в самом деле, по
римскому выражению, — «пророки»; только они высказывают не то, чего нет и что будет случайно, а то, что неизвестно, что есть
в тусклом сознании масс, что еще дремлет
в нем.
…Такие слезы текли по моим щекам, когда герой Чичероваккио
в Колизее, освещенном последними лучами заходящего солнца, отдавал восставшему и вооружившемуся народу
римскому отрока-сына за несколько месяцев перед тем, как они оба пали, расстрелянные без суда военными палачами венчанного мальчишки!
За
римским разрывом шло христианство, за христианством — вера
в цивилизацию,
в человечество.
Разберите моральные правила, которые
в ходу с полвека, чего тут нет?
Римские понятия о государстве с готическим разделением властей, протестантизм и политическая экономия, Salus populi и chacun pour soi. [народное благо (лат.);…каждый за себя (фр.).] Брут и Фома Кемпийский, Евангелие и Бентам, приходо-расходное счетоводство и Ж.-Ж. Руссо. С таким сумбуром
в голове и с магнитом, вечно притягиваемым к золоту,
в груди нетрудно было дойти до тех нелепостей, до которых дошли передовые страны Европы.
Суровая
римская семья,
в современной мастерской, — идеал Прудона.
Прудон, через край освободивши личность, испугался, взглянув на своих современников, и, чтоб эти каторжные, ticket of leave, [Здесь: досрочно освобожденные (англ.).] не наделали бед, он ловит их
в капкан
римской семьи.
В растворенные двери реставрированного атриума, без лар и пенат, видится уже не анархия, не уничтожение власти, государства, а строгий чин, с централизацией, с вмешательством
в семейные дела, с наследством и с лишением его за наказание; все старые
римские грехи выглядывают с ними из щелей своими мертвыми глазами статуи.
Неточные совпадения
Был, говорит он,
в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и
римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря.
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили
в толпе друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока не замечали оба, что мы взаимно друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно друг другу
в глаза, как делали
римские авгуры, [Авгуры — жрецы-гадатели
в Древнем Риме.] по словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились, довольные своим вечером.
Хоть
римский огурец велик, нет спору
в том, // Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нём?» — // «Гора хоть не гора, но, право, будет с дом».
— На сем месте я люблю философствовать, глядя на захождение солнца: оно приличествует пустыннику. А там, подальше, я посадил несколько деревьев, любимых Горацием. [Гораций Флакк Квинт (65–8 гг. до н. э.) — знаменитый
римский поэт.
В своих одах и посланиях воспевал наслаждения жизнью на лоне природы.]
На дворе, под окном флигеля, отлично пели панихиду «любители хорового пения», хором управлял Корвин с красным,
в форме
римской пятерки, шрамом на лбу; шрам этот, несколько приподняв левую бровь Корвина, придал его туповатой физиономии нечто героическое.