Неточные совпадения
Отец мой очень знал, что человек этот ему необходим, и часто сносил крупные
ответы его, но не переставал воспитывать его, несмотря на безуспешные усилия
в продолжение тридцати пяти лет.
Камердинер обыкновенно при таких проделках что-нибудь отвечал; но когда не находил
ответа в глаза, то, выходя, бормотал сквозь зубы. Тогда барин, тем же спокойным голосом, звал его и спрашивал, что он ему сказал?
После Сенатора отец мой отправлялся
в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный
ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала ночь.
Меня возмущал его материализм. Поверхностный и со страхом пополам вольтерианизм наших отцов нисколько не был похож на материализм Химика. Его взгляд был спокойный, последовательный, оконченный; он напоминал известный
ответ Лаланда Наполеону. «Кант принимает гипотезу бога», — сказал ему Бонапарт. «Sire, [Государь (фр.).] — возразил астроном, — мне
в моих занятиях никогда не случалось нуждаться
в этой гипотезе».
Как большая часть живых мальчиков, воспитанных
в одиночестве, я с такой искренностью и стремительностью бросался каждому на шею, с такой безумной неосторожностью делал пропаганду и так откровенно сам всех любил, что не мог не вызвать горячий
ответ со стороны аудитории, состоящей из юношей почти одного возраста (мне был тогда семнадцатый год).
Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием. Долго отыскивая
в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что
ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы...
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был
ответ, совет, разрешение. Читал он всё — новые романы, трактаты, журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией, писал проекты для князя и составлял планы для детских книг.
Не получая
ответа, я взглянул на
В., но вместо него, казалось, был его старший брат, с посоловелым лицом, с опустившимися чертами, — он ахал и беспокоился.
Я на другой день поехал за
ответом. Князь Голицын сказал, что Огарев арестован по высочайшему повелению, что назначена следственная комиссия и что матерьяльным поводом был какой-то пир 24 июня, на котором пели возмутительные песни. Я ничего не мог понять.
В этот день были именины моего отца; я весь день был дома, и Огарев был у нас.
— Я два раза, — говорил он, — писал на родину
в Могилевскую губернию, да
ответа не было, видно, из моих никого больше нет; так оно как-то и жутко на родину прийти, побудешь-побудешь, да, как окаянный какой, и пойдешь куда глаза глядят, Христа ради просить.
В январе или феврале 1835 года я был
в последний раз
в комиссии. Меня призвали перечитать мои
ответы, добавить, если хочу, и подписать. Один Шубинский был налицо. Окончив чтение, я сказал ему...
— Хотелось бы мне знать,
в чем можно обвинить человека по этим вопросам и по этим
ответам? Под какую статью Свода вы подведете меня?
Через час времени жандарм воротился и сказал, что граф Апраксин велел отвести комнату. Подождал я часа два, никто не приходил, и опять отправил жандарма. Он пришел с
ответом, что полковник Поль, которому генерал приказал отвести мне квартиру,
в дворянском клубе играет
в карты и что квартиры до завтра отвести нельзя.
Это было невозможно; думая остаться несколько времени
в Перми, я накупил всякой всячины, надобно было продать хоть за полцены, После разных уклончивых
ответов губернатор разрешил мне остаться двое суток, взяв слово, что я не буду искать случая увидеться с другим сосланным.
Получив этот
ответ, он немедленно написал к графине, что согласен — но что просит ее предварительно разрешить ему следующее сомнение, с кого ему получить заплаченные деньги
в том случае, если Энкиева комета, пересекая орбиту земного шара, собьет его с пути — что может случиться за полтора года до окончания срока.
Дело дошло до Петербурга. Петровскую арестовали (почему не Тюфяева?), началось секретное следствие.
Ответы диктовал Тюфяев, он превзошел себя
в этом деле. Чтоб разом остановить его и отклонить от себя опасность вторичного непроизвольного путешествия
в Сибирь, Тюфяев научил Петровскую сказать, что брат ее с тех пор с нею
в ссоре, как она, увлеченная молодостью и неопытностью, лишилась невинности при проезде императора Александра
в Пермь, за что и получила через генерала Соломку пять тысяч рублей.
—
В лесу есть белые березы, высокие сосны и ели, есть тоже и малая мозжуха. Бог всех их терпит и не велит мозжухе быть сосной. Так вот и мы меж собой, как лес. Будьте вы белыми березами, мы останемся мозжухой, мы вам не мешаем, за царя молимся, подать платим и рекрутов ставим, а святыне своей изменить не хотим. [Подобный
ответ (если Курбановский его не выдумал) был некогда сказан крестьянами
в Германии, которых хотели обращать
в католицизм. (Прим. А. И. Герцена.)]
Падение князя А. Н. Голицына увлекло Витберга; все опрокидывается на него, комиссия жалуется, митрополит огорчен, генерал-губернатор недоволен. Его
ответы «дерзки» (
в его деле дерзость поставлена
в одно из главных обвинений); его подчиненные воруют, — как будто кто-нибудь находящийся на службе
в России не ворует. Впрочем, вероятно, что у Витберга воровали больше, чем у других: он не имел никакой привычки заведовать смирительными домами и классными ворами.
— Посмотрите, — сказал мне Матвей, — скоро двенадцать часов, ведь Новый год-с. Я принесу, — прибавил он, полувопросительно глядя на меня, — что-нибудь из запаса, который нам
в Вятке поставили. — И, не дожидаясь
ответа, бросился доставать бутылки и какой-то кулечек.
«Может, ты сидишь теперь, — пишет она, —
в кабинете, не пишешь, не читаешь, а задумчиво куришь сигару, и взор углублен
в неопределенную даль, и нет
ответа на приветствие взошедшего. Где же твои думы? Куда стремится взор? Не давай
ответа — пусть придут ко мне».
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я говорил ему о моей любви и, предвидя его
ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли
в положение несчастной девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
— Хочешь ли ты мне сослужить дружескую службу? Доставь немедленно, через Сашу или Костеньку, как можно скорей, вот эту записочку, понимаешь? Мы будем ждать
ответ в переулке за углом, и ни полслова никому о том, что ты меня видел
в Москве.
Отец мой обыкновенно писал мне несколько строк раз
в неделю, он не ускорил ни одним днем
ответа и не отдалил его, даже начало письма было как всегда.
Сейчас написал я к полковнику письмо,
в котором просил о пропуске тебе,
ответа еще нет. У вас это труднее будет обделать, я полагаюсь на маменьку. Тебе счастье насчет меня, ты была последней из моих друзей, которого я видел перед взятием (мы расстались с твердой надеждой увидеться скоро,
в десятом часу, а
в два я уже сидел
в части), и ты первая опять меня увидишь. Зная тебя, я знаю, что это доставит тебе удовольствие, будь уверена, что и мне также. Ты для меня родная сестра.
Надобно было, чтоб для довершения беды подвернулся тут инспектор врачебной управы, добрый человек, но один из самых смешных немцев, которых я когда-либо встречал; отчаянный поклонник Окена и Каруса, он рассуждал цитатами, имел на все готовый
ответ, никогда ни
в чем не сомневался и воображал, что совершенно согласен со мной.
— Господи, какие глупости, от часу не легче, — заметила она, выслушавши меня. — Как это можно с фамилией тащиться
в ссылку из таких пустяков? Дайте я переговорю с Орловым, я редко его о чем-нибудь прошу, они все не любят, этого; ну, да иной раз может же сделать что-нибудь. Побывайте-ка у меня денька через два, я вам
ответ сообщу.
Виц-губернатор занял его должность и
в качестве губернатора получил от себя дерзкую бумагу, посланную накануне; он, не задумавшись, велел секретарю ответить на нее, подписал
ответ и, получив его как виц-губернатор, снова принялся с усилиями и напряжением строчить самому себе оскорбительное письмо.
Ответ этот, и
в особенности последнее замечание, Савелий Гаврилов передавал с большим удовольствием.
Так я оставил поле битвы и уехал из России Обе стороны высказались еще раз, [Статья К. Кавелина и
ответ Ю. Самарина. Об них
в «Dévelop. des idées revolut.» (Прим. А. И. Герцена.)] и все вопросы переставились громадными событиями 1848 года.
Щель, сделавшаяся между партером и актерами, прикрытая сначала линючим ковром ламартиновского красноречия, делалась больше и больше; июньская кровь ее размыла, и тут-то раздраженному народу поставили вопрос о президенте.
Ответом на него вышел из щели, протирая заспанные глаза, Людовик-Наполеон, забравший все
в руки, то есть и мещан, которые воображали по старой памяти, что он будет царствовать, а они — править.
Я помню удивление
в Ротшильдовом бюро при получении этого
ответа. Глаз невольно искал под таким актом тавро Алариха или печать Чингисхана. Такой шутки Ротшильд не ждал даже и от такого известного деспотических дел мастера, как Николай.
В тот же день вечером я получил из префектуры лаконический
ответ: «Г. префект готов принять такого-то завтра
в два часа».
Черта эта потому драгоценна, что
в ней есть какое-то братственное сходство между русской и французской бюрократией. X. не давал
ответа и вилял, обидевшись, что я не явился лично известить его о том, что я болен,
в постели и не могу встать.
Как ни был прост мой письменный
ответ, консул все же перепугался: ему казалось, что его переведут за него, не знаю, куда-нибудь
в Бейрут или
в Триполи; он решительно объявил мне, что ни принять, ни сообщить его никогда не осмелится. Как я его ни убеждал, что на него не может пасть никакой ответственности, он не соглашался и просил меня написать другое письмо.
В. с., оцените простоту и откровенность моего
ответа и повергните на высочайшее рассмотрение причины, заставляющие меня остаться
в чужих краях, несмотря на мое искреннее и глубокое желание возвратиться на родину.
Речь Валерио и
ответ на нее я прочитал
в газетах и решился ехать просто-напросто
в Турин, на возвратном пути из Фрибурга.
[Мой
ответ на речь Донозо Кортеса, отпечатанный тысяч
в 50 экземпляров, вышел весь, и когда я попросил через два-три дня себе несколько экземпляров, редакция принуждена была скупить их по книжным лавкам.
Письмо было отдано, и я на другой день имел
ответ в Лондоне.