Неточные совпадения
Возвращаясь мимо церкви и кладбища, мы
встретили какое-то уродливое существо, тащившееся почти на четвереньках; оно мне показывало что-то; я подошел — это была горбатая и разбитая параличом полуюродивая старуха, жившая подаянием и работавшая в огороде прежнего священника; ей было тогда уже лет около семидесяти, и ее-то именно
смерть и обошла.
Глядя на бледный цвет лица, на большие глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней девочки, на ее томную усталь и вечную грусть, многим казалось, что это одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв, с детства отмеченных перстом
смерти, особым знамением красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей
встречей».
Бедная Саша, бедная жертва гнусной, проклятой русской жизни, запятнанной крепостным состоянием, —
смертью ты вышла на волю! И ты еще была несравненно счастливее других: в суровом плену княгининого дома ты
встретила друга, и дружба той, которую ты так безмерно любила, проводила тебя заочно до могилы. Много слез стоила ты ей; незадолго до своей кончины она еще поминала тебя и благословляла память твою как единственный светлый образ, явившийся в ее детстве!
«Оживлены убийством», — вспомнил он слова Митрофанова — человека «здравого смысла», — слова, сказанные сыщиком по поводу радости, с которой Москва
встретила смерть министра Плеве. И снова задумался о Лидии.
От родины далеко, // Без помощи, среди чужих людей // Я
встречу смерть. Прощайте, золотые // Мечты мои! Хотелось бы пожить // И выслужить себе и честь и место // Почетное. Обзавестись хозяйкой // Любимою, любить ее, как душу, // Семью завесть и вынянчить детей. // Да не дал Бог — судьба не то судила, // Судила мне лежать в земле сырой, // Похоронить и молодость и силу // Вдали от стен родного пепелища! // В глазах темно, то ночь ли наступает, // Иль смерть идет, не знаю.
Неточные совпадения
Левину хотелось поговорить с ними, послушать, что они скажут отцу, но Натали заговорила с ним, и тут же вошел в комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе
встречать кого-то, и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной
смерти Апраксиной.
— Да, да! — говорил он. Очень может быть, что ты прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий говорил — он тебя
встретил, — что ты в каком-то унынии, всё о
смерти говоришь…
Левин
встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и
смерти для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором
встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать
смерти на бледном лице его.
— Ну, вот и ты! — начала она, запинаясь от радости. — Не сердись на меня, Родя, что я тебя так глупо
встречаю, со слезами: это я смеюсь, а не плачу. Ты думаешь, я плачу? Нет, это я радуюсь, а уж у меня глупая привычка такая: слезы текут. Это у меня со
смерти твоего отца, от всего плачу. Садись, голубчик, устал, должно быть, вижу. Ах, как ты испачкался.