Неточные совпадения
В сущности, скорее надобно дивиться — как Сенатор мог так долго жить под одной крышей с моим отцом,
чем тому,
что они разъехались. Я редко видал двух человек
более противуположных, как они.
Жизнь кузины шла не по розам. Матери она лишилась ребенком. Отец был отчаянный игрок и, как все игроки по крови, — десять раз был беден, десять раз был богат и кончил все-таки тем,
что окончательно разорился. Les beaux restes [Остатки (фр.).] своего достояния он посвятил конскому заводу, на который обратил все свои помыслы и страсти. Сын его, уланский юнкер, единственный брат кузины, очень добрый юноша, шел прямым путем к гибели: девятнадцати лет он уже был
более страстный игрок, нежели отец.
Юсупов рассудил дело вмиг, отчасти по-барски и отчасти по-татарски. Он позвал секретаря и велел ему написать отпуск на три года. Секретарь помялся, помялся и доложил со страхом пополам,
что отпуск
более нежели на четыре месяца нельзя давать без высочайшего разрешения.
Итак, дело закипело; на другой день после обеда приплелся ко мне сторож из правления, седой старик, который добросовестно принимал а la lettre, [буквально (фр.).]
что студенты ему давали деньги на водку, и потому постоянно поддерживал себя в состоянии
более близком к пьяному,
чем к трезвому.
Ты меня знаешь
более,
чем кто-нибудь, не правда ли, я это действительно чувствую.
Этих
более виновных нашлось шестеро: Огарев, Сатин, Лахтин, Оболенский, Сорокин и я. Я назначался в Пермь. В числе осужденных был Лахтин, который вовсе не был арестован. Когда его позвали в комиссию слушать сентенцию, он думал,
что это для страха, для того чтоб он казнился, глядя, как других наказывают. Рассказывали,
что кто-то из близких князя Голицына, сердясь на его жену, удружил ему этим сюрпризом. Слабый здоровьем, он года через три умер в ссылке.
Что бы ни было, отвечай; казначейство обокрадут — виноват; церковь сгорела — виноват; пьяных много на улице — виноват; вина мало пьют — тоже виноват (последнее замечание ему очень понравилось, и он продолжал
более веселым тоном); хорошо, вы меня встретили, ну, встретили бы министра, да тоже бы эдак мимо; а тот спросил бы: «Как, политический арестант гуляет? — городничего под суд…»
Жены их еще
более горюют и с стесненным сердцем возят в ломбард всякий год денежки класть, отправляясь в Москву под предлогом,
что мать или тетка больна и хочет в последний раз видеть.
На другой день с девяти часов утра полицмейстер был уже налицо в моей квартире и торопил меня. Пермский жандарм, гораздо
более ручной,
чем Крутицкий, не скрывая радости, которую ему доставляла надежда,
что он будет 350 верст пьян, работал около коляски. Все было готово; я нечаянно взглянул на улицу — идет мимо Цеханович, я бросился к окну.
— Вы едете к страшному человеку. Остерегайтесь его и удаляйтесь как можно
более. Если он вас полюбит, плохая вам рекомендация; если же возненавидит, так уж он вас доедет, клеветой, ябедой, не знаю
чем, но доедет, ему это ни копейки не стоит.
…Приглашения Тюфяева на его жирные, сибирские обеды были для меня истинным наказанием. Столовая его была та же канцелярия, но в другой форме, менее грязной, но
более пошлой, потому
что она имела вид доброй воли, а не насилия.
Привычка к оружию, необходимая для сибиряка, повсеместна; привычка к опасностям, к расторопности сделала сибирского крестьянина
более воинственным, находчивым, готовым на отпор,
чем великорусского. Даль церквей оставила его ум свободнее от изуверства,
чем в России, он холоден к религии, большей частью раскольник. Есть дальние деревеньки, куда поп ездит раза три в год и гуртом накрещивает, хоронит, женит и исповедует за все время.
Я потом читал в журнале министерства внутренних дел об этом блестящем обращении черемисов. В статье было упомянуто ревностное содействие Девлет-Кильдеева. По несчастию, забыли прибавить,
что усердие к церкви было тем
более бескорыстно у него,
чем тверже он верил в исламизм.
Через несколько дней явился как-то утром староста, похудевший и еще
более седой, нежели был. Я заметил,
что при всей радости он был что-то грустен и под влиянием какой-то тяжелой мысли.
Но именно в ту эпоху, когда я жил с Витбергом, я
более,
чем когда-нибудь, был расположен к мистицизму.
— Я увидел, — рассказывал он, улыбаясь, —
что это действительно был ответ на ту бумагу, — и, благословясь, подписал. Никогда
более не было помину об этом деле — бумага была вполне удовлетворительна.
Чтоб утешить новобрачную, аптекарь пригласил ехать с ними в Вятку молодую девушку лет семнадцати, дальнюю родственницу его жены; она, еще
более очертя голову и уже совсем не зная,
что такое «Вьатка», согласилась.
Наташа, друг мой, сестра, ради бога, не унывай, презирай этих гнусных эгоистов, ты слишком снисходительна к ним, презирай их всех — они мерзавцы! ужасная была для меня минута, когда я читал твою записку к Emilie. Боже, в каком я положении, ну,
что я могу сделать для тебя? Клянусь,
что ни один брат не любит
более сестру, как я тебя, — но
что я могу сделать?
Отсюда легко понять поле, на котором мы должны были непременно встретиться и сразиться. Пока прения шли о том,
что Гете объективен, но
что его объективность субъективна, тогда как Шиллер — поэт субъективный, но его субъективность объективна, и vice versa, [наоборот (лат.).] все шло мирно. Вопросы
более страстные не замедлили явиться.
Как не понять такую простую мысль, как, например,
что «душа бессмертна, а
что умирает одна личность», — мысль, так успешно развитая берлинским Михелетом в его книге. Или еще
более простую истину,
что безусловный дух есть личность, сознающая себя через мир, а между тем имеющая и свое собственное самопознание.
Белинский, как следовало ожидать, опрокинулся со всей язвительностью своей речи, со всей неистощимой энергией на свое прежнее воззрение. Положение многих из его приятелей было не очень завидное, plus royalistes que le roi [
более роялисты,
чем сам король (фр.).] — они с мужеством несчастия старались отстаивать свои теории, не отказываясь, впрочем, от почетного перемирия.
Я молчал. Мне показалось,
что сам старик почувствовал,
что дело очень нелепо и чрезвычайно глупо, так
что он не нашел
более нужным защищать его и, тоже помолчав, спросил...
Мужики презирали его и всю его семью; они даже раз жаловались на него миром Сенатору и моему отцу, которые просили митрополита взойти в разбор. Крестьяне обвиняли его в очень больших запросах денег за требы, в том,
что он не хоронил
более трех дней без платы вперед, а венчать вовсе отказывался. Митрополит или консистория нашли просьбу крестьян справедливой и послали отца Иоанна на два или на три месяца толочь воду. Поп возвратился после архипастырского исправления не только вдвое пьяницей, но и вором.
Этот народ, молодой, предприимчивый,
более деловой,
чем умный, до того занят устройством своего жилья,
что вовсе не знает наших мучительных болей.
Прежде всякого вызова,
более года тому назад, положено было запрещение на мое именье, отобраны деловые бумаги, находившиеся в частных руках, наконец, захвачены деньги, 10000 фp., высланные мне из Москвы. Такие строгие и чрезвычайные меры против меня показывают,
что я не только в чем-то обвиняем, но
что, прежде всякого вопроса, всякого суда, признан виновным и наказан — лишением части моих средств.
Тут были, разумеется, противоречия; внутренние противоречия ведут к несчастьям, тем
более прискорбным, обидным,
что у них вперед отнято последнее человеческое утешение — оправдание себя в своих собственных глазах…
Оттого он и остается одиноким между своими,
более пугая,
чем убеждая своей силой.
«Видел я, — говорил он, — Маккавея, Гедеона… орудие в руках промысла, его меч, его пращ… и
чем более я смотрел на него, тем сильнее был тронут и со слезами твердил: меч господень! меч господень!