Неточные совпадения
Федор Дмитриевич, как мы уже сказали, был из
тех людей, которые понимают только тихую, глубокую
любовь. Истинно влюбленные, как и истинно несчастные, — скрытны.
По лицу Федора Дмитриевича пробежала судорога чисто физической боли. Ему, который считал в браке
любовь первым капиталом, больно было слышать это циническое признание друга в
том, что
тот обошелся бы и без хороших качеств жены, лишь бы поправить свои дела ее приданым.
— Что я найду там: чопорных старушек и не менее чопорных девиц-недотрог, от которых веет нежными, чуть слышными духами и одуряющей скукой, или же бледные копии
тех же актрис и кокоток в лице эмансипированных светских дам и девиц? Чего искать у них?
Любви. Но ведь это все равно, что идти смотреть игру любительницы, неумело пародирующую знаменитую артистку, когда есть возможность наслаждаться игрой самой этой артистки.
Те мимолетные связи, для которых месяц-два составляют уже тяжелую, скучную вечность с этими «артистками
любви», наполняли жизнь графа Белавина, и он несколько отрезвел только тогда, когда от сравнительно большого состояния, оставленного ему родителями, остались два-три десятка тысяч и заложенный в кредитном обществе и в частных руках дом на Литейной.
Граф окружил свою жену такою ласковою заботливостью, таким вниманием влюбленного, что она вполне оценила
ту взаимную
любовь, которая усугубляет прелести этой волшебной страны.
Графиня Конкордия, повторяем, любила своего мужа, если не настоящею
любовью,
то, по крайней мере,
той сердечной привязанностью к человеку близкому, который резко не расходился с нарисованным ею еще в девичестве идеалом мужчины.
То, что радовало бы другого мужа, как доказательство
любви к их ребенку со стороны матери, пожертвовавшей ему всеми удовольствиями и развлечениями светской жизни, производило на молодого графа совершенно иное впечатление.
Она — богатая женщина — дойдет до
того, что будет завидовать радости и взаимной
любви бедняков, ни
того, ни другого она не купит ни за какие деньги.
Любовь Караулова к Конкордии Васильевне была
тем же чувством, которое питала Бианка Кастильская к Людовику Святому.
Если бы граф Владимир Петрович знал, что его друг хранит в тайнике своего сердца
любовь к его жене,
то он не мог бы придумать более меткого удара, чтобы поразить его в это сердце.
— Боже, — думал Караулов, — как она любит его, а между
тем он утомился этой
любовью и готов променять эту святую, прелестную женщину на первую попавшуюся завсегдатайницу отдельных кабинетов петербургских шикарных ресторанов.
«Нет, чем дольше я не увижу ее,
тем лучше… Надо вырвать из сердца эту
любовь, это преступное чувство… Она жена другого, жена его друга… Муж недостоин ее, но он муж… Он может исправиться… она предана ему, она вся — всепрощение, и они могут быть счастливы… — думал он. — Счастливы! — поймал он себя на этом слове… Они… а я?..»
В угоду-то этому существу и приносились
те жертвы, которые создали им славу и обеспечили за ними бессмертие — их жизнь была
любовь, а смерть — последний вздох этой
любви.
Старик порешил ее сердечное колебание,
тем более, что другой претендент не мог предложить ей ничего, кроме
любви и молодости.
Пребывание в течение нескольких дней в притоне
любви пройдет незамеченным! — так, по крайней мере, думала она,
тем более что хозяйка притона, считая ее гостьей своей постоянной пансионерки, не спешила с исполнением нужных формальностей, и Феклуша, с чувством необычайного удовольствия, ощупывала в кармане своего платья свой паспорт, который хозяйка не успела у нее взять.
— А, это вы… — сказал актер. — Я пришел к вам с недоброй вестью! Фанни погибла для вас навсегда, она стала снова достоянием всех… Что касается до меня,
то я, оплакивая артистку, никогда не перестану восхищаться ею как женщиной. Она выше всех остальных уже
тем, что не хочет и не умеет обманывать. Она не солжет вам теперь, когда высокая комедия
любви покончена навсегда.
То, что другие зовут падением, последней ступенью разврата, я считаю искуплением и правдой.
Сколько в
том было нежности, предупредительности в мелочах. Иногда они с вечера были оба не в духе, но тотчас все незаметно исчезало, и царила
любовь, всецело поглощавшая их существа.
То, что говорилось между этим изящным мужчиной и очаровательной женщиной в этой комнате-гнездышке, было далеко не похоже на дуэт
любви.
Предмет этой игры был Федор Дмитриевич Караулов, ухаживания которого она отвергла еще будучи непорочной девушкой, вдруг возбудивший в ее сердце, знавшем только фикцию
любви, настоящую, истинную
любовь в
те немногие минуты, которые он провел под кровлей этого дома, принадлежащего теперь всецело ей несколько лет
тому назад.
Он вернулся в Петербург, полный к графине Конкордии Васильевне
той же чистой возвышенной
любовью, какую питал к ней с первого мгновения их знакомства.
Он был одинок, жаждал
любви и под ласками родного воздуха чувствовал непреодолимую потребность нежности
той, о которой он сам сказал, что вся его слава для него — она.
— Протестуйте, сердитесь, — грустно сказала она, — это обязанность каждого честного человека. Но все-таки вы не избежите своей судьбы… Теперь я все сказала и более вас не удерживаю… Но если вы будете благоразумны,
то откажетесь от
любви к женщине, которая вам не может принадлежать.
Платоническая
любовь недоступна их понятию. Они смеются над борьбою между телом и духом, именно
той борьбою, которую выдерживал несчастный Караулов.
Она хорошо понимала, что
любовь доктора к графине Конкордии Васильевне Белавиной была одной из главных причин
того, что он безжалостно отталкивал ее, Фанни Викторовну, не только как жену, но и как любовницу.
Мир,
любовь и счастье воцарились на
той самой вилле, где Конкордия Васильевна провела столько грустных и печальных лет.
Образовавшийся около них кружок друзей и знакомых, людей серьезных и хороших, далеких, как небо от земли, от пустого светского круга знакомств графа и графини Белавиных, пополняли их жизнь, которая, впрочем, и без
того была полна тихой и светлой
любовью.
Мы взроем вам землю, украсим ее, спустимся в ее бездны, переплывем моря, пересчитаем звезды, — а вы, рождая нас, берегите, как провидение, наше детство и юность, воспитывайте нас честными, учите труду, человечности, добру и
той любви, какую Творец вложил в ваши сердца, — и мы твердо вынесем битвы жизни и пойдем за вами вслед туда, где все совершенно, где — вечная красота!
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную
любовь мою,
то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная
любовь ваша…
Все остальное время он посвятил поклонению Киприде [Кипри́да — богиня
любви.] в
тех неслыханно разнообразных формах, которые были выработаны цивилизацией
того времени.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с
тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Но теперь Долли была поражена
тою временною красотой, которая только в минуты
любви бывает на женщинах и которую она застала теперь на лице Анны.