Неточные совпадения
Кто он был, откуда
явился в
столицу, какие имеет средства к жизни? — все эти вопросы, которыми не задается наше современное общество при встрече с незнакомцем, если он элегантно одет, имеет внушительный вид и обладает всегда полным бумажником. Последние условия всецело подходили к Григорию Александровичу, и прием его в среду людей, считающих друг друга, а в особенности, самих себя порядочными, состоялся беспрепятственно.
Неточные совпадения
И, позабыв
столицы дальной // И блеск и шумные пиры, // В глуши Молдавии печальной // Она смиренные шатры // Племен бродящих посещала, // И между ими одичала, // И позабыла речь богов // Для скудных, странных языков, // Для песен степи, ей любезной… // Вдруг изменилось всё кругом, // И вот она в саду моем //
Явилась барышней уездной, // С печальной думою в очах, // С французской книжкою в руках.
— Я во Пскове буду жить.
Столицы, университетские города, конечно, запрещены мне. Поживу во Пскове до осени — в Полтаву буду проситься. Сюда меня на две недели пустили, обязан ежедневно
являться в полицию. Ну, а ты — как живешь? Помнится, тебя марксизм не удовлетворял?
Близ Москвы, между Можайском и Калужской дорогой, небольшая возвышенность царит над всем городом. Это те Воробьевы горы, о которых я упоминал в первых воспоминаниях юности. Весь город стелется у их подошвы, с их высот один из самых изящных видов на Москву. Здесь стоял плачущий Иоанн Грозный, тогда еще молодой развратник, и смотрел, как горела его
столица; здесь
явился перед ним иерей Сильвестр и строгим словом пересоздал на двадцать лет гениального изверга.
Без паспорта и без гроша денег в кармане иерусалимский дворянин
явился в древней русской
столице и потерялся в ней, среди изобилия всего съестного, среди дребезги, трескотни, шума карет и сиплого голоса голодного разврата.
В провинции лица умеют точно так же хорошо лгать, как и в
столицах, и если бы кто посмотрел в нашу сторону, то никак не догадался бы, что в эту минуту разыгрывалась здесь одна из печальнейших драм, в которой действующими лицами
являлись оскорбленная гордость и жгучее чувство любви, незаконно попранное, два главные двигателя всех действий человеческих.