Неточные совпадения
Если
же мы, русские, были до сих пор так близоруки, что увлекались Западом, но этот самый Запад, мудрый, отживающий,
хорошо видит и понимает силу и великую будущность России.
Я надеюсь, что суд в этом со мною согласится. Показаниям
же госпожи де Межен не может быть дано веры, так как суду
хорошо известны отношения к ней обвиняемого, его любовь и преданность ему. Что
же касается обвинения обоих подсудимых в оскорблении словами и действиями полицейского комиссара и агентов полиции, а также в сопротивлении властям, то все это доказано и не отрицается самими обвиняемыми. О чем
же тогда говорить, как не о применении закона?
Хотя Николай Герасимович и не любил пруссаков, но должен был отдать им полную справедливость, что хотя они
хорошо знали, что он именно тот русский, который два раза уже бежал и последний раз бежал от них
же, пруссаков, но никакой вражды или грубых действий по отношению к нему они не применили и были с ним безукоризненно вежливы, так что голландским и бельгийским полицейским властям
хорошо бы поучиться вежливости у этих по репутации «грубых» пруссаков.
—
Хорошо, я сделаю это сегодня
же.
— Как, что
же?.. Еще в Библии сказано: «Не
хорошо быть человеку одному». Вон оно куда пошло…
—
Хорошо… Так постарайтесь
же сегодня поговорить с Любой в моем духе… Понимаете? А завтра сообщите мне, что из этого выйдет…
— Тотчас
же?.. Но ведь он сильно мотает деньги, играет… Ну, да
хорошо,
хорошо, обещаю… Только позвольте, мне нужно переодеться.
— Ведь я уже сказал тебе, что во второй раз дурака не сломаю! — спокойно отвечал Кирхов, сидя развалившись в кресле у письменного стола. — Мне
хорошо и здесь, а твои заботы я ценю внше миллиона, и ты мне его сделаешь. Так успокойся
же, дружочек, ступай и создавай деньги, а то я дольше завтрашнего вечера ждать не могу.
—
Хорошо, так и быть, по рукам… Я считаю вас таким
же моим другом, как и графа Петра… Я не знаю, что делать между двух друзей.
—
Хорошо!.. — сказал Неелов. — Но где
же мы будем драться, один на один… Ведь это против всяких правил.
— Очень
хорошо, завтра
же как раз вторник, — легкий день для начала дела, — засмеялся Долинский.
— Ну, делишки
же у вас, занятные…
Хорошо, я согласен… Когда вечер?
— Муж мой
хорошо сделал, что выбрал вас посредником, а то мне пришлось бы в лицо сказать ему, что он напрасно лицемерит, спрашивая мое мнение. Мне пришлось бы назвать ему имя девушки, которое заставило бы его покраснеть… А теперь, по крайней мере, все ясно, каковы его поступки, таковы и друзья!.. То
же, что он прислал именно вас, еще ярче оттеняет ту непроходимую пропасть, которая залегла между нами обоими.
— Полноте… Очень
хорошо знаете… Ведь жизнь тробует денег, а откуда
же взять их молодому Алфимову, которому скряга-отец не дает даже распоряжаться его собственным капиталом, как не из кассы конторы.
— Вот это
хорошо, очень
хорошо. Но как
же без мебели?
— Обедать, где попало, лапшу, кашу? не прийти домой… так, что ли?
Хорошо же: вот я буду уезжать в Новоселово, свою деревушку, или соберусь гостить к Анне Ивановне Тушиной, за Волгу: она давно зовет, и возьму все ключи, не велю готовить, а ты вдруг придешь к обеду: что ты скажешь?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Вот
хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как
же не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему
хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том
же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.
— Какой
же дождь? Чуть покрапал. Так я сейчас приду. Так ты
хорошо провел день? Ну, и отлично. — И Левин ушел одеваться.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не было ни жестокого слова, ни упрека, но не было и снисходительности. Главное
же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими
хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он
же (он знал очень
хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.