Неточные совпадения
В борьбе с издревле ненавистными для
русского человека немцами искали вольные дружинники ратной потехи, когда избыток сил молодецких не давал им спокойно оставаться на родине, когда от мирного безделья зудили богатырские плечи. Клич к набегу на «Божьих дворян», как называли новгородцы и псковитяне ливонских
рыцарей, не был никогда безответным в сердцах и умах молодежи Новгорода и Пскова, недовольной своими правителями и посадниками — представителями старого Новгорода.
— Вот кстати. Вот кто загладит обиду мою! — заговорил он, указывая на дочь. —
Рыцари, дети благородной стали! Вот вам награда. Кто более скосит
русских голов с их богатырских плеч, тот наследует титул мой, замки и все владения мои и получит Эмму.
— Клянись же, что ты отрекаешься от
русского имени и будешь воевать с нами под нашими знаменами, которые разовьют над ними поголовную смерть, — начал торжественно старый
рыцарь.
— Тому, что ты любишь меня! А знаешь что, милый Гритлих, отец мой отдаст меня тому
рыцарю, который отличится в битве с
русскими. Бернгард уверял меня, что я буду его. Как я рада! Он такой милый, добрый.
Несмотря на угрозы, они насилу могли допытаться у ослабевшего от ран пленника, что он послан был владетельным
рыцарем Доннершварцем в погоню за бежавшим из замка Гельмст
русским; что старый гроссмейстер фон Ферзен готов уже напасть на них и отомстить им за соседей; что он уже соединился со всеми вассалами своими и соседями и что число их велико.
Слова Чурчилы сбылись. Уже смеркалось, когда отважные
русские дружинники, переряженные
рыцарями, приблизились к замку Гельмст.
Пока
рыцари с усердием и отвагой, достойными лучшей цели, опустошали содержимое погребов фон Ферзена,
русские молодцы в рыцарских шкурах тоже не дремали.
— Перестаньте, благородный
рыцарь, — начал Гримм с чуть заметной иронией в слове «благородный», — разнеживаться теперь над полумертвой… Что тратить время по пустякам. Она от вас не уйдет. Идите-ка лучше собирать в поход своих товарищей и когда они все выберутся из замка, мы с Павлом перенесем ее отсюда к вам. Вы, проводив
рыцарей, не захотите марать благородных рук своих в драке с
русскими и вернетесь домой… Там вас будет ожидать Эмма и мы с нашими услугами.
— Заклинаю вас, благородный
рыцарь, увериться в моей преданности к вам! Не теряйте времени, спешите на ту сторону замка, к воротам, там
русские в одежде рейтаров Доннершварца. Я узнал их, они как-то прокрались в замок, перебили многих, сбили замки с конюшен, разогнали лошадей ваших и…
— Благородный
рыцарь, господин повелитель мой, владетельный
рыцарь Роберт Бернгард послал меня успокоить вас.
Русские вчера обманули стражу нашу и вошли в замок в нашей одежде. Их немного, всего одиннадцать человек. Господин мой с рейтарами уже окружил их гораздо большим числом и просит вас не препятствовать ему в битве, хотя они упорно защищаются, но он один надеется управиться с ними — сказал
рыцарям вошедший оруженосец.
Ввиду известия, принесенного оруженосцами Бернгарда, что
русских немного, что
рыцарь Бернгард окружил их, хозяина не стали беспокоить, чтобы он запас более сил к утру, на храбрость же Доннершварца плохо надеялись.
Если бы
рыцари заметили движение
русских и захотели воспрепятствовать им в переправе, то могли бы очень легко это сделать, так как соскочить в ров было делом нетрудным, а подняться на крутизну его сопряжено было с большим трудом.
Неточные совпадения
Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех
русских Калебов, [Калеб — герой романа английского писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему господину.]
рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.
Изящным стихом воспевает «восторгом
рыцарь упоенный» прелесть
русских Сандуновских бань, которые он посещал со своими друзьями в каждый свой приезд в Москву.
Вот слова, наиболее характеризующие К. Леонтьева: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и
рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, или немецкий, или
русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“ на развалинах всего этого прошлого величия?..
— Просто-запросто есть одно странное
русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «
рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «
рыцаря бедного», кто первый, не помню…
Вы знаете всегдашнюю мою слабость к историческим занятиям (барон, действительно, еще служа в Петербурге, весьма часто говорил подчиненным своим, что он очень любит историю и что будто бы даже пишет что-то такое о ливонских
рыцарях), но где же, как не в праматери
русской истории, это делать?