Прошло уже достаточно времени, чтобы они могли обернуть назад в слободу; между тем день
проходил за днем, а они не возвращались. Григорий Лукьянович находился в сильнейшем страхе и беспокойстве. Наконец, дня через три после смерти князя Василия Прозоровского, во двор дома Малюты в александровской слободе вкатила повозка и из нее вышли оба его наперсника. Григорий Лукьянович находился в известной уже читателям своей отдельной горнице и, увидав в окно приезжих, сам бросился отворять им дверь.
Бабушка погружалась в свою угрюмость, Вера тайно убивалась печалью, и дни
проходили за днями. Тоска Веры была постоянная, неутолимая, и печаль Татьяны Марковны возрастала по мере того, как она следила за Верой.
Так прошло у них время третьего года и прошлого года, так идет у них и нынешний год, и зима нынешнего года уж почти проходила, снег начинал таять, и Вера Павловна спрашивала: «да будет ли еще хоть один морозный день, чтобы хоть еще раз устроить зимний пикник?», и никто не мог отвечать на ее вопрос, только день
проходил за днем, все оттепелью, и с каждым днем вероятность зимнего пикника уменьшалась.
Неточные совпадения
«Избави Бог, Парашенька, // Ты в Питер не
ходи! // Такие есть чиновники, // Ты
день у них кухаркою, // А ночь у них сударкою — // Так это наплевать!» // «Куда ты скачешь, Саввушка?» // (Кричит священник сотскому // Верхом, с казенной бляхою.) // — В Кузьминское скачу //
За становым. Оказия: // Там впереди крестьянина // Убили… — «Эх!.. грехи!..»
— Вот-вот именно, — поспешно обратилась к нему княгиня Мягкая. — Но
дело в том, что Анну я вам не отдам. Она такая славная, милая. Что же ей делать, если все влюблены в нее и как тени
ходят за ней?
Никогда еще не
проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату
за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и
пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую женщину, — это было ясно.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу
за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне
дело сестры. И что ж? — теперь, когда
прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем.
Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
— Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника; он мне знаком — был прошлого года в отряде; как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом
деле, что это
за слепой!
ходит везде один, и на базар,
за хлебом, и
за водой… уж видно, здесь к этому привыкли.