Она стояла за панихидами и при отпевании и даже при ощущении в могилу, самом страшном моменте похорон, когда стук первого
кома земли о крышку гроба отзывается в сердце тем красноречием отчуждения мертвых от живых, тем страшным звуком вечной разлуки с покойным близких людей, которые способны вызвать не только в последних, но и в окружающих искренние слезы.
Неточные совпадения
На Сивцевом Вражке, невдалеке от знакомого нам «красненького домика», на громадном пустыре стояла покривившаяся от времени и вросшая в
землю избушка с двумя окнами и почерневшей дверью. Летом, среди зеленого луга из высокой травы, покрывавшей пустырь, и зимой, когда белая снежная пелена расстилалась вокруг нее, она производила на проходящих, даже на тех,
кто не знал ее владельца и обитателя, впечатление чего-то таинственного.
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. // С тех пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как
ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
Уж не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные
комья земли, налипавшей на каждой ноге, слез с лошади, взял у Василья севалку и пошел рассевать.
Зарево над Москвой освещало золотые главы церквей, они поблескивали, точно шлемы равнодушных солдат пожарной команды. Дома похожи на
комья земли, распаханной огромнейшим плугом, который, прорезав в земле глубокие борозды, обнаружил в ней золото огня. Самгин ощущал, что и в нем прямолинейно работает честный плуг, вспахивая темные недоумения и тревоги. Человек с палкой в руке, толкнув его, крикнул:
Неточные совпадения
А нам
земля осталася… // Ой ты,
земля помещичья! // Ты нам не мать, а мачеха // Теперь… «А
кто велел? — // Кричат писаки праздные, — // Так вымогать, насиловать // Кормилицу свою!» // А я скажу: — А
кто же ждал? — // Ох! эти проповедники! // Кричат: «Довольно барствовать! // Проснись, помещик заспанный! // Вставай! — учись! трудись!..»
В каком году — рассчитывай, // В какой
земле — угадывай, // На столбовой дороженьке // Сошлись семь мужиков: // Семь временнообязанных, // Подтянутой губернии, // Уезда Терпигорева, // Пустопорожней волости, // Из смежных деревень: // Заплатова, Дырявина, // Разутова, Знобишина, // Горелова, Неелова — // Неурожайка тож, // Сошлися — и заспорили: //
Кому живется весело, // Вольготно на Руси?
— Погоди. И ежели все люди"в раю"в песнях и плясках время препровождать будут, то
кто же, по твоему, Ионкину, разумению,
землю пахать станет? и вспахавши сеять? и посеявши жать? и, собравши плоды, оными господ дворян и прочих чинов людей довольствовать и питать?
[Очевидно, летописец подражает здесь «Слову о полку Игореве»: «Боян бо вещий, аще
кому хотяше песнь творити, то растекашеся мыслью по древу, серым вълком по
земли, шизым орлом под облакы».
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь
землю проваливались. Некого было убеждать, не у
кого было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.