Большую часть своей деятельности по службе ордену он отдал Австрии, а по уничтожении там Иосифом II ордена, перебрался, пользуясь покровительством иезуитам со стороны Екатерины II, в Белоруссию, а именно в город Полоцк,
став во главе уцелевшего там остатка ордена Иисуса.
— Этим окончилась продолжительная беседа графа с его величеством, — отвечал Родзевич, состоявший секретарем при графе Джулио Литта и знавший все, касающееся дел чрезвычайного посольства мальтийских рыцарей. — И, кроме того, его величество выразил графу свои намерения поговорить с его братом, папским нунцием в Петербурге, о некоторых частностях по щекотливому, как изволил выразиться государь, вопросу о возможности иностранному государю
стать во главе католического ордена.
Государь именно выразил ту мысль, что не покажется ли странным Европе, что он, иноверный государь, глава церкви, которую католики называют схизмой,
станет во главе ордена, члены которого обязаны прежде всего повиноваться главе католической церкви — римскому папе.
Он слишком хорошо знал императора Павла Петровича, чтобы не видеть в его заключительных вопросах, обращенных к графу Литте о необходимости изменить титул великого магистра, почти созревшее в уме его величества решение принять этот титул, а следовательно, официально
стать во главе католического учреждения, большинство членов которого, как мы знаем, принадлежали вместе с тем и к обществу Иисуса.
Неточные совпадения
Молодые супруги были счастливы, и, таким образом, граф Джулио Литта недаром поработал, вдохновенный обещанием Грубера устроить его брак в пользу общины Иисуса,
во главе которого в России
стал аббат.
В пылком воображении императора составлялся, план крестового против революционеров похода,
во главе которого он должен был
стать, как новый Готфрид Бульонский.
Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы,
став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать — так ужасно им станет под конец быть свободными!
Неточные совпадения
Десятка полтора мужчин и женщин
во главе с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он
стал такой легкий, что рукоплескания, поднимая его на воздух, покачивают. Известный адвокат крепко жал его руку, ласково говорил:
«Здесь собрались представители тех, которые стояли на коленях, тех, кого расстреливали, и те, кто приказывает расстреливать. Люди, в массе, так же бездарны и безвольны, как этот их царь. Люди только тогда
становятся силой, творящей историю, когда
во главе их
становится какой-нибудь смельчак, бывший поручик Наполеон Бонапарте. Да, — “так было, так будет”».
Против них стоит, размахивая знаменем, Корнев,
во главе тесной группы людей, — их было не более двухсот и с каждой секундой
становилось меньше.
Никто, кажется, не подумал даже, что могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не
стал бы сидеть ночи за своей конторкой
во главе двадцати служащих, которые, не разгибая спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться по первому зову, быть разом в нескольких местах, все видеть, и все слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
Из элементов, с которыми читатель познакомился в течение настоящей хроники, к началу зимы образовывалось так называемое пошехонское раздолье. Я не
стану описывать его здесь
во всех подробностях, во-первых, из опасения повторений и, во-вторых, потому что порядочно-таки утомился и желаю как можно скорее прийти к вожделенному концу.
Во всяком случае, предупреждаю читателя, что настоящая
глава будет иметь почти исключительно перечневой характер.