Неточные совпадения
Император Павел подарил его великому
русскому приорству
рыцарей мальтийского ордена, к которому относился с особым благоволением и желал сохранить его в пределах России, «яко учреждение полезное и к утверждению добрых правил служащее».
Собрание
рыцарей мальтийского ордена, принадлежащих к
русскому приорству, и происходило в роковую ночь в «канцлерском доме».
Среди
русских красавиц монах-рыцарь завоевал себе очень быстро симпатии.
Этого невозможно было допустить, особенно как раз в то время, когда
русский император готов был завязать такие дружеские, отношения к католическому ордену мальтийских
рыцарей.
Аббат Грубер догадывался, что за последнее время около императора находятся лица, не слишком благосклонные к обществу Иисуса, и что они стараются внушить государю недоверие к этому учреждению, выставляя те опасности, какие могут угрожать России, вследствие участия иезуитов в воспитании
русского юношества. [Е. Карнович, «Мальтийские
рыцари в России».]
В таком положении были дела графа Свенторжецкого, когда прибыло посольство мальтийских
рыцарей, а с ним и Владислав Родзевич, с которым граф познакомился в Риме, в период самого разгара траты
русских денег, и сошелся на дружескую ногу.
Слухи о беспримерном благоволении
русского императора к мальтийскому ордену быстро распространились по всей Европе, и в Петербург потянулись депутации
рыцарей этого ордена из Богемии, Германии, Швейцарии и Баварии.
Все эти депутации содержались в Петербурге чрезвычайно щедро на счет
русской государственной казны, и не мало
рыцарей, осмотревшись хорошенько нашли, что для них было бы очень удобно остаться навсегда в России, под покровительством великодушного государя.
Неточные совпадения
Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех
русских Калебов, [Калеб — герой романа английского писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему господину.]
рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.
Изящным стихом воспевает «восторгом
рыцарь упоенный» прелесть
русских Сандуновских бань, которые он посещал со своими друзьями в каждый свой приезд в Москву.
Вот слова, наиболее характеризующие К. Леонтьева: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и
рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, или немецкий, или
русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“ на развалинах всего этого прошлого величия?..
— Просто-запросто есть одно странное
русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «
рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «
рыцаря бедного», кто первый, не помню…
Вы знаете всегдашнюю мою слабость к историческим занятиям (барон, действительно, еще служа в Петербурге, весьма часто говорил подчиненным своим, что он очень любит историю и что будто бы даже пишет что-то такое о ливонских
рыцарях), но где же, как не в праматери
русской истории, это делать?