Неточные совпадения
После этого случая аббат, под предлогом приготовления шоколада, стал являться к
императору каждое утро.
После приезда
императора в Петровский дворец, был назначен особый день для принесения поздравлений.
Уже
после далматика
император возложил на себя порфиру.
Император ездил вскоре
после своей коронации в Троицкую лавру, где, между прочим, встречен был митрополитом Платоном, облаченным в ризу преп. Сергия и с его посохом.
После возвращения из Москвы, как удостоверяют многие беспристные современники, изменчивое и причудливое настроение характера
императора делалось с каждым днем ощутительнее.
Великий магистр ордена, барон Гомпеш, бывший до своего избрания в это звание
послом римско-немецкого
императора на Мальте, с шестью рыцарями отправился в Триест, под прикрытием французского флота.
Император окончательно выразил свое согласие на принятие сана великого магистра, и через бывшего в Риме русского
посла, Лазакевича, вошел об этом в переговоры с папою Пием VI, который не замедлил дать
императору ответ, исполненный чувств признательности и преданности.
Близость к
императору Павлу Петровичу графа Джулио Литта, ставшего
после брака с графиней Скавронской горячим сторонником аббата Гавриила Грубера, ни чуть не умалила значения последнего при дворе.
После того Пфюрд произнес речь, выражавшую беспредельную признательность
императору за его попечения о судьбах ордена.
Не прошло
после этого и месяца, как граф был представлен
императору и получил придворное звание камер-юнкера.
Некоторые из них, побывав по воскресеньям эти три раза в приемной
императора, не удостаивались не только его слова, но даже и его взгляда, и вследствие этого должны понять, что дальнейшие домогательства об отпускной аудиенции будут совершенно неуместны. Иван Павлович Кутайсов, спустя два, три часа
после отъезда Ирены от Шевалье, отправился во дворец и дорогой задумался о том, что он обещал Родзевич.
Император Павел Петрович получил известие о смерти Виктора от Ивана Павловича Кутайсова первый во дворце, и
после отданного им вышеупомянутого распоряжения, отправился на половину государыни.
Аббат Гавриил Грубер, избранный в начале царствования
императора Александра I «генералом» восстановленного в России ордена иезуитов, погиб в огне в ночь на 26 марта 1805 года, во время страшного пожара дома католической церкви, где он жил
после изгнания из этого дома митрополита Сестренцевича, возвращенного новым государем из ссылки и снова ставшего во главе католической церкви в России.
— Я этого не знал! — откровенно отвечал великий князь. — Впрочем, если императорский рескрипт и существует, то, мне кажется, никто не знает о нем. Но мы все знаем, что наш законный государь,
после императора Александра — есть мой брат Константин, следовательно, мы исполнили наш долг, дав ему присягу. Пусть то будет, что угодно Богу!
В русском царе, как начинал величать себя Иван Васильевич, возникало уж чувство достоинства, собственного и народного, и потому в сношениях с
послом императора, заносчивым и взыскательным, дворчане великого князя торговались за малейшее преимущество.
Неточные совпадения
— Вспомните-ко вчерашний день, хотя бы с Двенадцатого года, а
после того — Севастополь, а затем — Сан-Стефано и в конце концов гордое слово
императора Александра Третьего: «Один у меня друг, князь Николай черногорский». Его, черногорского-то, и не видно на земле, мошка он в Европе, комаришка, да-с! Она, Европа-то, если вспомните все ее грехи против нас, именно — Лихо. Туркам — мирволит, а величайшему народу нашему ножку подставляет.
О, с Версиловым я, например, скорее бы заговорил о зоологии или о римских
императорах, чем, например, об ней или об той, например, важнейшей строчке в письме его к ней, где он уведомлял ее, что «документ не сожжен, а жив и явится», — строчке, о которой я немедленно начал про себя опять думать, только что успел опомниться и прийти в рассудок
после горячки.
Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою
после 1812 года; разжалованная
императором Петром из царских столиц, Москва была произведена
императором Наполеоном (сколько волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского.
После обыкновенных фраз, отрывистых слов и лаконических отметок, которым лет тридцать пять приписывали глубокий смысл, пока не догадались, что смысл их очень часто был пошл, Наполеон разбранил Ростопчина за пожар, говорил, что это вандализм, уверял, как всегда, в своей непреодолимой любви к миру, толковал, что его война в Англии, а не в России, хвастался тем, что поставил караул к Воспитательному дому и к Успенскому собору, жаловался на Александра, говорил, что он дурно окружен, что мирные расположения его не известны
императору.
Натурализация нисколько не мешает, впрочем, карьере дома, — я имею два блестящих примера перед глазами: Людовик Бонапарт — гражданин Турговии, и Александр Николаевич — бюргер дармштадтский, сделались,
после их натурализации,
императорами. Так далеко я и не иду.