Ближайшим наставником великого князя вместо Бехтерева был сделан молодой, прекрасно
образованный офицер Семен Андреевич Поропщи, отличавшийся, к сожалению, чрезмерною снисходительностью к своему ученику, доходившей до неуместной слабости.
Да-с, — продолжал капитан, — я там не знаю, может быть, в артиллерии, в инженерах, между штабными есть
образованные офицеры, но в армии их мало, и если есть, то они совершенно не ценятся…
— Да, иногда, — согласился бравый поручик, — но отнюдь не в гражданской службе. В военной иное дело. Чем больше будет у нас развитых,
образованных офицеров, тем успешнее пойдет пропаганда: солдаты, во-первых, не пойдут тогда против крестьян, когда те подымутся всею землею; во-вторых, образованные офицеры не помешают освободиться и Польше. Разовьете вы как следует пропаганду между офицерами — вы облегчите революцию и вызовете ее гораздо скорее. Образованный офицер не пойдет против поляков.
Придя на квартиру, Рябович поскорее разделся и лег. В одной избе с ним остановились Лобытко и поручик Мерзляков, тихий, молчаливый малый, считавшийся в своем кружке
образованным офицером и всегда, где только было возможно, читавший «Вестник Европы», который возил всюду с собой. Лобытко разделся, долго ходил из угла в угол, с видом человека, который не удовлетворен, и послал денщика за пивом. Мерзляков лег, поставил у изголовья свечу и погрузился в чтение «Вестника Европы».
Неточные совпадения
— Ну, и без этого обойдемся, — сказал
офицер, поднося откупоренный графинчик к стакану Нехлюдова. — Позволите? Ну, как угодно. Живешь в этой Сибири, так человеку
образованному рад-радешенек. Ведь наша служба, сами знаете, самая печальная. А когда человек к другому привык, так и тяжело. Ведь про нашего брата такое понятие, что конвойный
офицер — значит грубый человек, необразованный, а того не думают, что человек может быть совсем для другого рожден.
Я сделал ту и другую и всегда буду благодарить судьбу, что она, хотя ненадолго, но забросила меня в Польшу, и что бы там про поляков ни говорили, но после кампании они нас, русских
офицеров, принимали чрезвычайно радушно, и я скажу откровенно, что только в обществе их милых и очень
образованных дам я несколько пообтесался и стал походить на человека.
С полчаса он не отходил от Парамонова и самым идиотским образом мучительствовал над ним, приплетая тут и Гоголя (
офицер был"
образованный"), и"стаметовые юпки", и классическое"Обмокни"и т. д.
Счастливцев. После я в комики перешел-с. Да уж очень много их развелось;
образованные одолели: из чиновников, из
офицеров, из университетов — все на сцену лезут. Житья нет. Из комиков-то я в суфлеры-с. Каково это для человека с возвышенной душой-то, Геннадий Демьяныч? В суфлеры!..
‹…› В описываемое время мне, как строевому
офицеру, кроме временного отбывания караулов, не обязанному никакою специальностью, всего свободнее было навещать моих добрых Бржесских и притом знакомиться с весьма
образованным кругом зажиточных помещиков Александрийского уезда.