Неточные совпадения
Но прежде чем продолжать наш
рассказ, нам необходимо ближе познакомиться с этою выдающеюся
историческою личностью, которая явится центральной фигурой нашего правдивого повествования и героем разыгравшейся на «конце России» романической драмы.
Да простят мне дорогие читатели то небольшое
историческое отступление от нити
рассказа, необходимое для того, чтобы определить настроение русского царя и народа после несчастного окончания войны и невыгодного мира с Польшею, заключенного с потерею многих областей. Взамен этих областей, к понятной радости царя и народа, явилось целое Царство сибирское, завоеванное Ермаком Тимофеевичем, подвигнутым на это славное дело ожиданием царского прощения и любовью к Ксении Яковлевне Строгановой!
Исторический рассказ 24 сентября,в 6 часов после обеда, я с Матвеем отправились в Тобольск в виде опыта, чтобы достать визы всем малолетним дворянам Ялуторовска. Утром заставил их всех написать просьбы в губернское правление. Это было вследствие письма Лебедя, который мне сказал, наконец, что местная власть, не знаю почему, ждет прошения от лиц под благотворным действием манифеста. Значит, не все одинаково понимают его действие.
Соединить эти два требования — внести в историю свой вымысл, но вымысл этот основать на истории, вывести его из самого естественного хода событий, неразрывно связать его со всей нитью
исторического рассказа и все это представить так, чтобы читатель видел пред собою, как живые личности, знакомые ему в истории и изображенные здесь в очаровании поэзии, — со стороны их частного быта и внутренних сокровенных дум и стремлений, — вот задача исторического романиста.
Во время летних прогулок — на копне сена или на обрыве над речкой Выконкой, в дождливые дни — в просторной гостиной, на старинных жестких диванах красного дерева, — я им долгие часы рассказывал или читал, сначала сказки Гоголя и Кота-Мурлыки, «Тараса Бульбу»,
исторические рассказы Чистякова, потом, позже, — Тургенева, Толстого, «Мертвые души», Виктора Гюго.
Неточные совпадения
Таким образом, в основу эпизода высылки Павла Вихрова за его
рассказ положен
исторический факт.].
Еще и прежде того, как мы знаем, искусившись в писании повестей и прочитав потом целые сотни
исторических романов, он изобразил пребывание Поссевина в России в форме
рассказа: описал тут и царя Иоанна, и иезуитов с их одеждою, обычаями, и придумал даже полячку, привезенную ими с собой.
Не говоря уже о Полине, которая заметно каждое его слово обдумывала и взвешивала, но даже княжна, и та начала как-то менее гордо и более снисходительно улыбаться ему, а
рассказом своим о видении шведского короля, приведенном как несомненный
исторический факт, он так ее заинтересовал, что она пошла и сказала об этом матери.
Только теперь
рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот герой, достойный древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «умрем! ура!» — только теперь
рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным
историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
А так как замечания свои он, сверх того, скрашивал
рассказами из жизни достопримечательных русских людей, то закусывание получало разумно-исторический характер, и не прошло десяти минут, как уже мы отлично знали всю русскую историю осьмнадцатого столетия, а благодаря новым закусочным подкреплениям — надеялись узнать, что происходило и дальше.