Неточные совпадения
Этот день наступил в субботу, в начале зимы; было морозно и ветрено,
с крыш сыпался снег. Все из дома
вышли на двор, дед и бабушка
с тремя внучатами еще раньше уехали на
кладбище служить панихиду; меня оставили дома в наказание за какие-то грехи.
Прежде чем кто-нибудь мог решить, что может значить появление Препотенского
с такою ношей, учитель прошел
с нею величественным шагом мимо крыльца, на котором стоял Туберозов, показал ему язык и
вышел через
кладбище на улицу.
Он мыкает их по горам, по задворкам, по виноградникам, по
кладбищам, врет им
с невероятной дерзостью, забежит на минуту в чей-нибудь двор, наскоро разобьет в мелкие куски обломок старого печного горшка и потом, «как слонов», уговаривает ошалевших путешественников купить по случаю эти черепки — остаток древней греческой вазы, которая была сделана еще до рождества Христова… или сует им в нос обыкновенный овальный и тонкий голыш
с провернутой вверху дыркой, из тех, что рыбаки употребляют как грузило для сетей, и уверяет, что ни один греческий моряк не
выйдет в море без такого талисмана, освященного у раки Николая Угодника и спасающего от бури.
Мольер.
С чего ты взял, что я тебя люблю? Ты болтун. Меня никто не любит. Меня раздражают, за мной гоняются! И
вышло распоряжение архиепископа не хоронить меня на
кладбище. Стало быть, все будут в ограде, а я околею за оградой. Так знайте, что я не нуждаюсь в их
кладбище, плюю на это! Всю жизнь вы меня травите, вы все враги мне.
Он видел, как все, начиная
с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые
кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.