Неточные совпадения
Вельможи изыскивали в одеянии все, что есть
богаче, в
столе — все, что есть драгоценнее, в питье — все, что есть реже, в услуге — возобновя древнюю многочисленность служителей, приложили к ней пышность их одежд. Экипажи заблистали золотом, дорогие лошади, не столько удобные для езды, как единственно для виду, впрягались в золоченые кареты. Дома стали украшаться позолотою, шелковыми обоями во всех комнатах, дорогою мебелью, зеркалами и прочее.
Особенною роскошью отличались два приятеля Алексея Григорьевича Разумовского: великий канцлер Бестужев, у которого был погреб «столь великий, что сын его капитал составил, когда по смерти его был продан графам Орловым», у которого и палатки, ставившиеся на его загородном дворе, на Каменном острове, имели шелковые веревки. А второй — Степан Федорович Апраксин, «всегда имевший великий
стол и гардероб, из многих сот разных
богатых кафтанов состоявший».
Грамота и клейноды были внесены в церковь и положены на
стол, покрытый
богатым персидским ковром.
Прошлую зиму у Кирилла Григорьевича обедал однажды австрийский посол граф Эстергази и показывал за
столом богатую табакерку, подаренную ему государыней.
Неточные совпадения
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом
столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою
богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
— Тоже был помещик, — продолжал мой новый приятель, — и
богатый, да разорился — вот проживает теперь у меня… А в свое время считался первым по губернии хватом; двух жен от мужей увез, песельников держал, сам певал и плясал мастерски… Но не прикажете ли водки? ведь уж обед на
столе.
До песен я не больно падок, девкам // Забава та мила, а Бобылю // Ведерный жбан сладимой ячной браги // Поставь на
стол, так будешь друг. Коль хочешь, // Играй и пой Снегурочке; но даром // Кудрявых слов не трать, — скупа на ласку. // У ней любовь и ласка для
богатых, // А пастуху: «спасибо да прощай!»
Между рекомендательными письмами, которые мне дал мой отец, когда я ехал в Петербург, было одно, которое я десять раз брал в руки, перевертывал и прятал опять в
стол, откладывая визит свой до другого дня. Письмо это было к семидесятилетней знатной,
богатой даме; дружба ее с моим отцом шла с незапамятных времен; он познакомился с ней, когда она была при дворе Екатерины II, потом они встретились в Париже, вместе ездили туда и сюда, наконец оба приехали домой на отдых, лет тридцать тому назад.
Роскошь поразительная. Тишина мертвая — кроме «инфернальной», где кипела азартная игра на наличные: в начале этого века среди членов клуба появились
богатые купцы, а где купец, там денежки на
стол.