Федор Николаевич выпил налитую рюмку, закусил и, наполнив ее снова — пододвинул к усевшемуся за стол Легкокрылову, а затем собрал со стола деньги и сунул их небрежно в боковой
карман пиджака.
— Так, — согласился Самойлов, вставая и укладывая свои курительные принадлежности в
карман пиджака; выкурил он одну папиросу, но дыма сделал столько, как будто курили пятеро. — Значит, я — жду. Будемте знакомы!
Сатин. Эй ты, сикамбр! Куда? (Свистит. Входят — Медведев в женской ватной кофте и Бубнов; оба — выпивши, но не очень. В одной руке Бубнова — связка кренделей, в другой — несколько штук воблы, под мышкой — бутылка водки, в
кармане пиджака — другая.)
Когда Громов объявил перерыв заседания, Илья вышел в коридор вместе с чёрненьким человечком. Человечек достал из
кармана пиджака смятую папироску и, расправляя её пальцами, заговорил:
На бледном лице Фомы выступили красные пятна, он переступил с ноги на ногу, судорожным движением спрятал руки в
карманы пиджака и ровным, твердым голосом сказал:
Неточные совпадения
Дронов, разыскивая что-то в
карманах брюк и
пиджака, громко откликнулся:
Самгин задыхался, хрипел; ловкие руки расстегнули его пальто,
пиджак, шарили по
карманам, сорвали очки, и тяжелая ладонь, с размаха ударив его по уху, оглушила.
Через час Самгин шагал рядом с ним по панели, а среди улицы за гробом шла Алина под руку с Макаровым; за ними — усатый человек, похожий на военного в отставке, небритый, точно в плюшевой маске на сизых щеках, с толстой палкой в руке, очень потертый; рядом с ним шагал, сунув руки в
карманы рваного
пиджака, наклоня голову без шапки, рослый парень, кудрявый и весь в каких-то театрально кудрявых лохмотьях; он все поплевывал сквозь зубы под ноги себе.
Иногда он заглядывал в столовую, и Самгин чувствовал на себе его острый взгляд. Когда он, подойдя к столу, пил остывший чай, Самгин разглядел в
кармане его
пиджака ручку револьвера, и это ему показалось смешным. Закусив, он вышел в большую комнату, ожидая видеть там новых людей, но люди были все те же, прибавился только один, с забинтованной рукой на перевязи из мохнатого полотенца.
Одно яйцо он положил мимо
кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без
пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула: