В нескольких шагах от него стояла миловидная молодая девушка — Любовь Сергеевна Гоголицына, старшая
дочь сенатора. Она весело болтала с двумя конногвардейцами и несколькими штатскими. Тут же сидели две роскошно одетые дамы и бесцеремонно лорнировали ее розовый легкий туалет.
Ариадна, спрашивал я с ужасом, эта молодая, замечательно красивая, интеллигентная девушка,
дочь сенатора, в связи с таким заурядным, неинтересным пошляком?
Неточные совпадения
А нас, воспитанников, было у него всего человек шесть; из них действительно какой-то племянник московского
сенатора, и все мы у него жили совершенно на семейном положении, более под присмотром его супруги, очень манерной дамы,
дочери какого-то русского чиновника.
— О ком она говорит? — закричал
Сенатор. — А? Как это вы, сестрица, позволяете, чтоб эта, черт знает кто такая, при вас так говорила о
дочери вашего брата? Да и вообще, зачем эта шваль здесь? Вы ее тоже позвали на совет? Что она вам — родственница, что ли?
Уцелев одна из всей семьи, она стала бояться за свою ненужную жизнь и безжалостно отталкивала все, что могло физически или морально расстроить равновесие, обеспокоить, огорчить. Боясь прошедшего и воспоминаний, она удаляла все вещи, принадлежавшие
дочерям, даже их портреты. То же было после княжны — какаду и обезьяна были сосланы в людскую, потом высланы из дома. Обезьяна доживала свой век в кучерской у
Сенатора, задыхаясь от нежинских корешков и потешая форейторов.
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением
сенатора и делалось тем прямо в пику ему; потом у Крапчика с
дочерью с каждым днем все более и более возрастали неприятности: Катрин с тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли в весьма некроткой душе Катрин.
О, сколько беспокойств и хлопот причинил старушке этот вывоз
дочерей: свежего, нового бального туалета у барышень не было, да и денег, чтобы сделать его, не обреталось; но привезти на такой блестящий бал, каковой предстоял у
сенатора, молодых девушек в тех же платьях, в которых они являлись на нескольких балах, было бы решительно невозможно, и бедная Юлия Матвеевна, совсем почти в истерике, объездила всех местных модисток, умоляя их сшить
дочерям ее наряды в долг; при этом сопровождала ее одна лишь Сусанна, и не ради туалета для себя, а ради того, чтобы Юлия Матвеевна как-нибудь не умерла дорогой.