Добиться славы и имени передовой
русской женщины княжне Маргарите Дмитриевне, конечно, скоро не предвиделось, а жизнь курсистки и студентки в столицах, среди заманчивых, бросающихся в глаза роскоши и блеска, на сравнительно скудные средства, несмотря на то, что кроме отца, помогала своей любимице и княгиня Зинаида Павловна, была далеко не по вкусу нетерпеливой Маргарите Дмитриевне.
Неточные совпадения
Висевший на стене ее кабинета большой портрет, писанный масляными красками, изображавший молодую
женщину в
русском придворном костюме, снятый с нее лет тридцать-сорок тому назад, красноречиво подтверждал это обстоятельство.
Она и обедала с Иваном Васильевичем, которого она называла «дядей», причем за стулом князя неизменно стоял его камердинер, отец — Яков Никандрович. Мать ее, полная и далеко не старая
женщина, была
русской красавицей в полном смысле этого слова, она служила экономкой в доме князя и была полновластной распорядительницей над княжеским домом, имением и даже, прибавляли провинциальные сплетники, над самим «его сиятельством».
— Осталось неизвестно, кто убил госпожу Зотову? Плохо работает ваша полиция. Наш Скотланд-ярд узнал бы, о да! Замечательная была
русская женщина, — одобрил он. — Несколько… как это говорится? — обре-ме-не-на знаниями, которые не имеют практического значения, но все-таки обладала сильным практическим умом. Это я замечаю у многих: русские как будто стыдятся практики и прячут ее, орнаментируют религией, философией, этикой…
Такую великую силу — стоять под ударом грома, когда все падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад найдет, почует в себе
русская женщина из народа, когда пламень пожара пожрет ее хижину, добро и детей.
Русские женщины дурнеют быстро, красота их только мелькнет, и, право, это не от одних только этнографических особенностей типа, а и оттого еще, что они умеют любить беззаветно.
Неточные совпадения
По-видимому, эта
женщина представляла собой тип той сладкой
русской красавицы, при взгляде на которую человек не загорается страстью, но чувствует, что все его существо потихоньку тает.
И старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все
женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых
русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто детей,
женщин, стариков; чувство возмущается, и
русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти ужасы.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько
русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой
женщины.
«Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой оказалась
русская,
женщина лет пятидесяти, опрятно одетая, с благообразным умным лицом и степенною речью.