Этот вид совершенно не был в характере веселой и болтливой Насти, а появился лишь в отношении ее любимицы, Александры Яковлевны, со
времени опалы последней — вероятно под влиянием ее отца и остальной прислуги.
Неточные совпадения
— Я, собственно говоря, в это
время обедаю, а когда вы будете обедать, то я уже ужинаю, потому в восемь часов вместе с курами ложусь
спать… За то встаю в пять часов утра, а иногда и раньше. В деревне так и следует, а вот моя любезная супруга… вы, кажется, с ней знакомы? — вопросительно взглянул князь на Николая Леопольдовича.
— Папа, тебе пора
спать, ты и так дурно себя весь день чувствовал… — сказала княжна Лида, взглянув на висевшие в столовой часы, показывавшие одиннадцать —
время, в которое князь Дмитрий Павлович обыкновенно ложился
спать. В доме князя Дмитрия не ужинали никогда.
Она сунула руку под подушку и достала связку ключей. Второпях она не могла сперва найти ключ, а потом
попасть в замок.
Время казалось ей вечностью.
Ее собственные поступки, ее личные грехи и совершенные преступления всецело завладели ее мыслями. Она с каким-то непонятным наслаждением углублялась в свое прошлое, мучилась, ужасалась и в тоже
время упивалась, наслаждалась своим ужасом, своими мученьями. Перед ней предстал образ страдалицы Лиды в тот момент, когда бедная, обманутая в своей любви, чистая девушка
спала могильным сном в своей кроватке.
В Т. несколько
времени еще потолковали о деле княжны, а потом и позабыли о нем, тем более, что на смену ему явилось другое дело, заинтересовавшее общество: один выдающийся т-ский адвокат
попал под суд, и от следствия ожидали пикантных разоблачений из адвокатской практики обвиняемого.
Стоило для этого только Адольфу Адольфовичу
попасть к ним в то
время, когда полученная не особенно давно подачка от Николая Леопольдовича была истрачена, а просил новую было рано, и предложить с своей стороны несколько десятков рублей.
Во Владимире сказывался ученик Николая Леопольдовича. Вообще князь за последнее
время страшно
упал нравственно, у него появилась прямо какая-то мания — у кого бы то ни было и каким бы то ни было способом урвать денег. Сумма для него была безразлична: будь это десятки рублей, или даже десятки копеек.
Арефьев ни после привлечения его к следствию, ни во
время ареста не
падал духом.
Я выпучил на нее глаза; у меня в глазах двоилось, мне мерещились уже две Альфонсины… Вдруг я заметил, что она плачет, вздрогнул и сообразил, что она уже очень давно мне говорит, а я, стало быть, в это
время спал или был без памяти.
«Там около этого
времени попадешь в ураган», — сказано далее, сказано тоже, как и выйти из него: «А там иди по такой-то параллели, попадешь в муссон, который донесет тебя до Китая, до Японии».
Часов в 9 утра мы снялись с бивака и пошли вверх по реке Билимбе. Погода не изменилась к лучшему. Деревья словно плакали: с ветвей их на землю все
время падали крупные капли, даже стволы были мокрые.
В заключение, когда настало
время спать, матушка при себе велела горничной уложить «кралю» на ночь и довольно долго сидела у ней на кровати, разговаривая шепотом.
Неудачи в это
время падали на наших знакомых, как периодические дожди: даже Лобачевский не ушел от них. Главный доктор больницы решительно отказал ему в дозволении устроить при заведении приватную медицинскую школу для женщин. Сколько Лобачевский его ни убеждал, сколько ни упрашивал, немец стал на своем — и баста.
Неточные совпадения
К нам земская полиция // Не
попадала по́ году, — // Вот были
времена!
Ибо, как я однажды сказал, ежели градоначальник будет
палить без расчета, то со
временем ему даже не с кем будет распорядиться…
— Тако да видят людие! — сказал он, думая
попасть в господствовавший в то
время фотиевско-аракчеевский тон; но потом, вспомнив, что он все-таки не более как прохвост, обратился к будочникам и приказал согнать городских попов:
Время между тем продолжало тянуться с безнадежною вялостью: обедали-обедали, пили-пили, а солнце все высоко стоит. Начали
спать. Спали-спали, весь хмель переспали, наконец начали вставать.
Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то
время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась
Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.