— Идёшь в походе, жарко, — рассказывал мне один офицер, — подойдёшь к солдатику: «Послушай-ка, у тебя в манерке, кажется, вода есть?» — «Так что, ваше благородие, вам не годится». — «Почему не годится?» — «Так что из грязного ручья брал.» — «Зачем же ты брал?» — «Так что думал: ничего, сойдёт»… И старается от меня уйти. Но при первом чистом ручейке уже несколько манерок,
полных воды, протягиваются ко мне. — «Извольте кушать, ваше благородие»…
Татьяна любопытным взором // На воск потопленный глядит: // Он чудно вылитым узором // Ей что-то чудное гласит; // Из блюда,
полного водою, // Выходят кольца чередою; // И вынулось колечко ей // Под песенку старинных дней: // «Там мужички-то всё богаты, // Гребут лопатой серебро; // Кому поем, тому добро // И слава!» Но сулит утраты // Сей песни жалостный напев; // Милей кошурка сердцу дев.
В некоторых банях даже воровали городскую воду. Так, в Челышевских банях, к великому удивлению всех, пруд во дворе, всегда
полный воды, вдруг высох, и бани остались без воды. Но на другой день вода опять появилась — и все пошло по-старому.
Неточные совпадения
Кити писала с
вод, что ничто ей так не улыбается, как провести лето с Долли в Ергушове,
полном детских воспоминаний для них обеих.
И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка, как эта теплая
вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе, во время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть
полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг, в лесу и в поле.
Нашел он полон двор услуги; // К покойнику со всех сторон // Съезжались недруги и други, // Охотники до похорон. // Покойника похоронили. // Попы и гости ели, пили // И после важно разошлись, // Как будто делом занялись. // Вот наш Онегин — сельский житель, // Заводов,
вод, лесов, земель // Хозяин
полный, а досель // Порядка враг и расточитель, // И очень рад, что прежний путь // Переменил на что-нибудь.
Была
полная ночь; за бортом в сне черной
воды дремали звезды и огни мачтовых фонарей.
В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с
водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины,
полные рыб, устриц, раков и фруктов.