Неточные совпадения
Забыта была царская
опала, забыто было торжество врагов, и граф в самом радужном настроении прибыл в Грузино и взял в дрожащие от радостного волнения
руки своего первенца.
Граф не слыхал последних слов Степана. Он не сел, а буквально
упал в кресло и закрыл лицо
руками.
«Сколько можно сделать общего добра всему народу, влияя на человека, в
руки которого доверием государя вручена судьба этого народа, — продолжала мечтать она далее, — я буду мать сирот, защитница обиженных и угнетенных, мое имя будут благословлять во всей России, оно
попадет в историю, и не умрет в народных преданиях, окруженное ореолом любви и уважения».
«Он умер!» — было первою мыслью Андрея Павловича, но, подбежав к полулежавшему в кресле Зарудину и схватив его за
руку, услыхал учащенное биение пульса. Его друг оказался лишь в глубоком обмороке. Испуганный раздавшимися шагами и напором в дверь, несчастный поспешил спустить курок, но
рука дрогнула, дуло пистолета соскользнуло от виска и пуля, поранив верхние покровы головы и
опалив волосы, ударила в угол, в стоявшую статую.
Кровь фонтаном брызнула из горла, но Настасья Федоровна, как серна, отскочила в сторону, и ни одна капля ее не
попала на нее. Выпущенная ею из
рук бритва со звоном
упала на пол.
Восторженный прием, оказанный ему французами при его вступлении в Париж, наглядно доказал, что эти последние сами вздохнули свободнее, когда их «железный вождь», увлекший их, подобно стихийной силе, заманчивой, но не сбыточной перспективой завоевания мира,
пал от «роковой улыбки» и мановения
руки «русского витязя» — говоря словами другого бессмертного поэта.
С ней вдруг сделался сильный истерический припадок. Она хохотала, прерывая хохот рыданиями, и
упала на
руки Василия, который бережно опустил ее на траву, сам не зная что делать.
— Вася, Василий! Пощади меня! Ведь тебе я ничего не сделала худого, — проговорила Настасья Федоровна. Она сделала усилие вскочить с кровати, но
упала на пол. Левой
рукой она так крепко схватила за ноги убийцу, что тот
упал на нее, нанося ей раны ножом куда
попало.
— Не трожь… — поспешно остановил его Кузьма, — до начальства упокойницу тревожить нельзя, потому можно через то в ответ
попасть… Сторожить тебя поставили, а не
рукам волю давать…
— Оказия, — разводил, между тем,
руками староста, разглядывая труп, — и ведь надо же было ей в невод
попасть… Да и не впору, потому граф за последние дни и так туча тучей ходит, а тут эдакая
напасть, прости Господи, нанесла ее нелегкая… царство ей небесное, тоже могилку свою, чай, ищет, сердешная.
Это доверие, эта близость, эта беззащитность и, в конце концов, именно эта легкость исполнения затрудняли дело, парализовали злую волю —
рука, уже державшая заряженный пистолет, сама собою разжималась и бессильно
падала.
— Я
спать не хочу… — сквозь зубы процедил Талицкий и, положив локти на стол, уронил голову на
руки.
Близость этих живых существ как-то успокоила его, но от быстрого бега он так устал, что должен был обеими
руками схватиться за бричку, чтобы не
упасть — у него подкашивались ноги.
Не помня себя от страха, он выпустил из
рук ногу трупа и бросился бежать назад, спотыкаясь,
падая, но продолжая свой неистовый бег — страх, казалось, окрылил его ноги.
Она зашаталась и
упала без чувств на
руки Зыбина.
Взволнованный этими словами, Ростовцев хотел
упасть к его ногам, но великий князь протянул свои
руки к нему и удержал его. Царь и подданный плакали.
Другие из народа хватали
руки царя, фалды его мундира,
падали на землю, целовали его ноги.
Особенно рельефно восстала в его памяти картина убийства графа Милорадовича, одного из героев войны 1812 года. Заговорщик Каховский выстрелил в генерала в упор из пистолета, а другой заговорщик ударил его штыком в спину. Граф, смертельно раненный,
упал на
руки своего адъютанта.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала в лес даже в суровую осень и пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению графа, посланные его не находили ее сидящей под деревом в каком-то оцепенении и не доставляли домой, то забиралась в собор и по целым суткам молилась до изнеможения, и тут уже никакие посланные не в состоянии были вернуть ее в дом, пока она не
падала без чувств и ее не выносили из церкви на
руках, то вдруг, выпросив у графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие в этих забавах, вдруг задумывалась в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.
Не
спав почти всю ночь, Азиатов явился к графу в шесть часов утра и застал его с чайником в
руке, так как после трагической смерти Настасьи Федоровны он редко кому доверял приготовлять чай, разве только приезжим дамам или Татьяне Борисовне, которой в то время уже не было.
—
Спит, крепко-прикрепко, как сидела, так и свалилась на подушки, и ребенка из
рук выронила, он на пол и
упал…
Екатерина Петровна остановилась и чтобы не
упасть, оперлась
рукой на преддиванный стол.
Они обступили телегу и стали шарить в ней. Лошадь, испугавшись толпы с дрекольями, бросилась в сторону, опрокинула телегу, и отец Лавр
упал и ушиб себе
руку.
Кочегар остановился, но расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он стоял в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но
рука упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже упал грудью на снег, упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул ноги и зарыл лицо в снег.
Неточные совпадения
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие
руки: // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка // И спрятались опять. // Крестьяне подкрепилися. // Роман за караульного // Остался у ведра, // А прочие вмешалися // В толпу — искать счастливого: // Им крепко захотелося // Скорей
попасть домой…
Грустилов не понял; он думал, что ей представилось, будто он
спит, и в доказательство, что это ошибка, стал простирать
руки.
Выползли они все вдруг, и старые и малые, и мужеск и женск пол, и, воздев
руки к небу,
пали среди площади на колени.
— Глупо! Не
попал, — проговорил он, шаря
рукой за револьвером. Револьвер был подле него, — он искал дальше. Продолжая искать, он потянулся в другую сторону и, не в силах удержать равновесие,
упал, истекая кровью.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша
спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими
руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?