Неточные совпадения
Смерть Леонтины Робертовны
была первым жизненным
горем Талечки, она любила ее почти наравне
с родною матерью, и эта утрата горьким диссонансом отозвалась в ее доселе безмятежной душе.
— Конечно, уж положись на меня, я сумею поговорить
с ним… Не
быть же мне безучастной к твоему
горю… ведь я, чай, друг тебе…
Наконец, капитана это вывело из терпения и он решился ехать в Петербург к Аракчееву и, несмотря на весь ужас, им внушаемый, — вести о его строгости,
с чисто восточными прикрасами, достигали далеких кавказских
гор, — объясниться
с ним и спросить, за что он его преследует, так как капитан почему-то
был убежден, что все невзгоды на него нисходят от Аракчеева.
Вследствие такого бесцеремонного приглашения, Аракчеев,
будучи и сам артиллеристом, заинтересовался личностью капитана, вошел к нему, подсел к столику и у них завязалась оживленная беседа. На вопрос графа, зачем капитан едет в Петербург, тот, не подозревая, что видит перед собою Аракчеева, брякнул, что едет объясниться
с таким-сяким Аракчеевым и спросить, за что он, растакой-то сын, преследует его, причем рассказал все свое
горе.
На берегу, или около той части берега, которая выходила напротив дачи графини Лаваль, стояли летние деревянные
горы,
с которых беспрестанно слетали колясочки или кресельцы на колесцах, и на них сидели большею частью пары, причем дама помещалась у кавалера на коленях и притом всегда жантильничала, выражая жантильность эту криками и визгами, между тем как кавалеры, обнаруживая чрезвычайную храбрость при слетании колесных саночек
с вершины
горы, заливались истерическим хохотом и сыпали бесчисленное множество немецких вицов, в остроумности которых вполне убеждены
были их творцы, молодые булочники, сапожники, портные, слесаря и прочие.
Единственным близким ее сердцу человеком
была ее мать, она не считала свою любимицу Лидочку — еще ребенка, но графиня откинула самую мысль поделиться своим
горем с Дарьей Алексеевной, хотя знала, что она не даст ее в обиду даже графу Аракчееву.
Ее удерживало от этого
с одной стороны нежелание усугублять и так глубокое
горе матери, потерявшей в лице Федора Николаевича не только любимого мужа, но и искреннего друга, а
с другой — она знала, что открытие тайны ее супружеской жизни Дарье Алексеевне
было равносильно неизбежности окончательно разрыва
с мужем, на последнее же Наталья Федоровна, как мы видели, еще не решалась.
Общее
горе уравнивает лета — так
было с воспитательницей и воспитанницей — Они стали как-то незаметно подругами.
Похороны совершились
с необычайною помпою. Для гроба
с бренными останками властной экономки
было приготовлено место в одном из приделов грузинской церкви, плита
с трогательною надписью, выражавшею нежность чувств всесильного графа и его безысходное
горе о невозвратимой утрате, должна
была на вечные времена обессмертить память покойной.
Искренно оплакивая кончину горячо любимого ею супруга, Ольга Николаевна не давала
горю овладеть ею совершенно, памятуя, что на ней лежат обязанности по отношению к сыну, которому шел двадцать второй год и он
был поручиком артиллерии и стоял
с бригадой в одной из южных губерний, и к дочери — шестнадцатилетней красавице Мери, как звала ее мать.
Но прежде чем обдумать, что ему делать, Михаил Андреевич
с горя выпил.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки //
С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог
с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось
горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Как велено, так сделано: // Ходила
с гневом на сердце, // А лишнего не молвила // Словечка никому. // Зимой пришел Филиппушка, // Привез платочек шелковый // Да прокатил на саночках // В Екатеринин день, // И
горя словно не
было! // Запела, как певала я // В родительском дому. // Мы
были однолеточки, // Не трогай нас — нам весело, // Всегда у нас лады. // То правда, что и мужа-то // Такого, как Филиппушка, // Со свечкой поискать…
Кутейкин. Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная. Пойдем-ка за трапезу, да
с горя выпей сперва чарку…
— Трусы! — процедил сквозь зубы Бородавкин, но явно сказать это затруднился и вынужден
был отступить от
горы с уроном.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале.
Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька
напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать
с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.