— Доктор, может быть, вот этот пузырек поможет вам определить истинные причины
ожога у больной. Десять минут назад она в углу приемной полила себе руки из этого пузырька.
Истопили баню, набили в большое липовое корыто мыльнистой пены, вложили в него Марфу Андревну и начали ее расправлять да вытягивать. Кости становились на места, а о мясе Марфа Андревна не заботилась. Веруя, что живая кость обрастет мясом, она хлопотала только поскорее выправиться и терпеливо сносила без малейшего стона несносную боль от вытягиваний и от
ожогов, лопавшихся в мыльнистой щелочи.
— А вот еще ихняя памятка, — продолжал игумен, распахивая грудь и указывая на оставшиеся после
ожога белые рубцы, — да вот еще перстами не двигаю с тех пор, как они гвоздочки под ноготки забивали мне.
Эти мысли казались ей чужими, точно их кто-то извне насильно втыкал в нее. Они ее жгли,
ожоги их больно кололи мозг, хлестали по сердцу, как огненные нити. И, возбуждая боль, обижали женщину, отгоняя ее прочь от самой себя, от Павла и всего, что уже срослось с ее сердцем. Она чувствовала, что ее настойчиво сжимает враждебная сила, давит ей на плечи и грудь, унижает ее, погружая в мертвый страх; на висках у нее сильно забились жилы, и корням волос стало тепло.