Ширяев большими шагами расхаживал по зале.
В раскрытые окна тянуло все тем же широким, сухим запахом спелой ржи. Месяц светил сквозь липы, за ними чувствовался вольный, далекий простор. Доктор, сгорбившись, пил крепкий, как темное пиво, чай, непрерывно курил и затушивал папиросы в блюдечке. От окурков на блюдечке стояла коричневая слякоть. Загорелое лицо доктора было темно, как будто от табачной копоти. И так весь он казался чуждым широкому простору, который тянулся за окнами…
Они подошли к дому; то был действительно трактир Меннерса.
В раскрытом окне, на столе, виднелась бутылка; возле нее чья-то грязная рука доила полуседой ус.
Лидия заставила ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь была светлая, но душная,
в раскрытые окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав, цветов. Потом луна исчезла, но воздух стал еще более влажен, окрасился в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у окна, прислушиваясь к тишине, вздрагивая от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе:
Писарь только хотел выскочить из-за стола, но бродяга его предупредил и одним прыжком точно нырнул
в раскрытое окно, только мелькнули голые ноги.
Неточные совпадения
Стояла она — подняв голову и брови, удивленно глядя
в синеватую тьму за
окном, руки ее были опущены вдоль тела,
раскрытые розовые ладони немного отведены от бедер.
В комнате никого, только
в незакрытое занавесом
окно ворвались лучи солнца и вольно гуляют по зеркалам, дробятся на граненом хрустале.
Раскрытая книга валяется на полу, у ног ее ощипанные листья цветка…
В маленькой комнатке, которую доктор занимал
в нижнем этаже, царил тот беспорядок, какой привозят с собой все путешественники:
в углу стоял полураскрытый чемодан, на стене висело забрызганное дорожной грязью пальто, на
окне разложены были хирургические инструменты и стояла
раскрытая коробка с табаком.
Во всю ширину
раскрытых окон шевелились и лепетали молодые, свежие листья плакучих берез; со двора несло травяным запахом; красное пламя восковых свечей бледнело
в веселом свете весеннего дня; воробьи так и чирикали на всю церковь, и изредка раздавалось под куполом звонкое восклицание влетевшей ласточки.
За небольшим прудом, из-за круглых вершин яблонь и сиреней, виднеется тесовая крыша, некогда красная, с двумя трубами; кучер берет вдоль забора налево и при визгливом и сиплом лае трех престарелых шавок въезжает
в настежь
раскрытые ворота, лихо мчится кругом по широкому двору мимо конюшни и сарая, молодецки кланяется старухе ключнице, шагнувшей боком через высокий порог
в раскрытую дверь кладовой, и останавливается, наконец, перед крылечком темного домика с светлыми
окнами…