Неточные совпадения
В начале августа пошли на Дальний Восток эшелоны нашего
корпуса. Один офицер, перед самым отходом своего эшелона, застрелился в гостинице. На Старом Базаре в булочную зашел
солдат, купил фунт ситного хлеба, попросил дать ему нож нарезать хлеб и этим ножом полоснул себя по горлу. Другой
солдат застрелился за лагерем из винтовки.
Все трое были молодые, бравые молодцы. Как я писал, в полках нашего
корпуса находилось очень много пожилых людей, удрученных старческими немощами и думами о своих многочисленных семьях. Наши же госпитальные команды больше, чем наполовину, состояли из молодых, крепких и бодрых
солдат, исполнявших сравнительно далеко не тяжкие обязанности конюхов, палатных надзирателей и денщиков. Распределение шло на бумаге, а на бумаге все эти Ивановы, Петровы и Антоновы были совсем одинаковы.
У нас же в госпитале лежал
солдат из его
корпуса, с правою рукою, вдребезги разбитою осколками снаряда. Мы уговаривали
солдата согласиться на ампутацию, но он отказывался...
— Ваше высокопревосходительство! У нас лежит один
солдат из вашего
корпуса, ему необходимо ампутировать руку, а он не соглашается. Может быть, вам удастся его уговорить.
Дымились костры,
солдаты кипятили воду для чая и грели консервы. От врачей султановского госпиталя мы узнали, что они со времени выхода из Мозысани тоже не работали и стояли, свернувшись, к югу от Мукдена. Но их, конечно, штаб
корпуса не забыл известить об отступлении. Султанов, желтый, осунувшийся и угрюмый, сидел на складном стуле, и Новицкая клала сахар в его кофе.
Здесь же были уже все три другие госпиталя нашего
корпуса. Желтый и совершенно больной Султанов лежал в четырехконной повозке, предназначенной для сестер. Новицкая, с черными, запекшимися губами и пыльным лицом, сердито и звонко, как хозяйка-помещица, кричала на
солдат. Прохожие
солдаты с изумлением смотрели на этого невиданного командира.
Дознание раскрыло полную корректность в поведении
солдата и полную виновность графа. Ждали, что графу будет, по крайней мере, выговор в приказе по
корпусу. Но дело кончилось «словесным выговором» графу. Что это значит? Корпусный командир призвал его и сказал...
Когда же домой? Всех томил этот вопрос, все жадно рвались в Россию.
Солдатам дело казалось очень простым: мир заключен, садись в вагоны и поезжай. Между тем день шел за днем, неделя за неделею. Сверху было полное молчание. Никто в армии не знал, когда его отправят домой. Распространился слух, что первым идет назад только что пришедший из России тринадцатый
корпус… Почему он? Где же справедливость? Естественно было ждать, что назад повезут в той же очереди, в какой войска приходили сюда.
После смотра Линевич дал, для распределения между наиболее отличившимися
солдатами, по 800 Георгиев на каждый
корпус. Шутники объясняли это пожалование тем, что Линевич не ждал мира, заказал двадцать тысяч Георгиев и теперь не знает, куда их девать.
Неточные совпадения
Лоск учтивости и светского обращения вместе с французским языком приобрел, а служивших нам в
корпусе солдат считали мы все как за совершенных скотов, и я тоже.
В четвертом же
корпусе благодаря неумелому нажиму начальства это мальчишеское недовольство обратилось в злое массовое восстание. Были разбиты рамы, растерзали на куски библиотечные книги. Пришлось вызвать
солдат. Бунт был прекращен. Один из зачинщиков, Салтанов, был отдан в
солдаты. Многие мальчики были выгнаны из
корпуса на волю божию. И правда: с народом и с мальчиками перекручивать нельзя…
Его наверно бы разжаловали в
солдаты, если бы директор
корпуса не скрыл всё дело и не выгнал эконома.
Он был сын полковника, учился в кадетском
корпусе, потом поступил в военное училище, но кончать не захотел, а пошел отслуживать казенный кошт
солдатом, не пожелал пользоваться никакими льготами, жил и служил как простой рядовой.
Жил же он на вольной квартире для того, чтобы успешней заниматься науками. Он посещал классы Сухопутного шляхетского кадетского
корпуса в часы преподавания военных наук и нанял себе учителя. Для занятий нужны были книги, а книги были дороги. Вот на что большей частью шли присылаемые Василием Ивановичем деньги. Кроме того, кошелек его был всегда открыт для нужд бедных
солдат, за что последние обожали своего молодого товарища.