Неточные совпадения
Армия испытывала большой недостаток в офицерском составе; раненых
офицеров, чуть оправившихся, снова возвращали в строй; эвакуационные комиссии, по предписанию свыше, с каждым месяцем становились все строже, эвакуировали
офицеров все с большими трудностями.
А рядом с этим масса здоровых, цветущих
офицеров занимала покойные и безопасные должности в тылу
армии.
Настроение
армии было мрачное и угрюмое. В победу мало кто верил.
Офицеры бодрились, высчитывали, на сколько тысяч штыков увеличивается в месяц наша
армия, надеялись на балтийскую эскадру, на Порт-Артур… Порт-Артур сдался. Освободившаяся
армия Ноги двинулась на соединение с Оямой. Настроение падало все больше, хотелось мира, но
офицеры говорили...
Когда появлялся слух о готовящемся бое, волна
офицеров, стремившихся в госпитали, сильно увеличивалась. Про этих «героев мирного времени» в
армии сложилась целая песенка.
Палинпу мы не нашли и заночевали в встречной деревне, битком набитой войсками.
Офицеры рассказывали, что дела наши очень хороши, что центр вовсе не прорван; обходная
армия Ноги с огромными потерями отброшена назад; почта, контроль и казначейство переводятся обратно в Хуньхепу.
— Мукден?! — изумился
офицер. — Что вы такое говорите! Не-ет!.. Ведь
армия только меняет фронт, больше ничего.
— Никто не знает, где полк. Куда ехать? Вдруг вижу, — штаб нашей
армии. Стоит Каульбарс, допрашивает пленного японца. Я подошел, стою. Подъехал еще какой-то
офицер, спрашивает вполголоса, где седьмой стрелковый полк. Каульбарс услышал, быстро обернулся. «Что? Что такое?» — «Мне, ваше высокопревосходительство, нужно знать, где седьмой стрелковый полк». Отвернулся и пожал плечами. «Я не знаю, куда девалась вся моя
армия, а он спрашивает, где седьмой полк!»
Все вокруг давало впечатление безмерной, всеобщей растерянности и непроходимой бестолочи. Встретил я знакомого
офицера из штаба нашей
армии. Он рассказал, что, по слухам, параллельно нашим войскам, за пятнадцать верст от железной дороги, идет японская колонна.
От привезшего приказ
офицера мы узнали приятную весть: наш корпус переводится из третьей
армии во вторую. Значит, мы уходим из-под попечительной власти генерала Четыркина.
Как будто этим ливнем из крестов
армия хотела скрыть от себя и других тот стыд, который тайно грыз ее; как будто хотела показать, сказать всему миру: да, почему-то нас упорно преследуют беспросветные неудачи, но каждый генерал, каждый
офицер, каждый солдат оказывает чудеса мужества, это сплошь — выдающиеся герои.
Налетавшие в штабы из столиц
офицеры со связями откровенно называли свои поездки в
армию «крестовым походом».
Уважение к орденам в
армии сильно пало. В России, увидев обвешанного боевыми отличиями
офицера, люди могли почтительно поглядывать на него, как на героя. Здесь, при виде такого
офицера, прежде всего каждому приходила мысль...
Первый пьяный праздник, первая вспышка, — и произошел бы еще никогда не виданный взрыв, пошла бы резня
офицеров и генералов, части
армии стали бы рвать и поедать друг друга, как набитые в тесную банку пауки.
— Я говорил, что он спрячется или удерет куда-нибудь! — подхватил поручик, очень опечаленный тем, что лишился возможности явиться в роли секунданта и тем показать обществу, что он не гарниза пузатая, как обыкновенно тогда называли инвалидных начальников, но такой же, как и прочие
офицеры армии.
Неточные совпадения
Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», — «Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в
армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим
офицером.
Мне нравится, при этой смете // Искусно как коснулись вы // Предубеждения Москвы // К любимцам, к гвардии, к гвардейским, // к гвардионцам; // Их золоту, шитью дивятся будто солнцам! // А в Первой
армии когда отстали? в чем? // Всё так прилажено, и тальи все так узки, // И
офицеров вам начтём, // Что даже говорят, иные, по-французски.
С тех пор в продолжение трех лет Нехлюдов не видался с Катюшей. И увидался он с нею только тогда, когда, только что произведенный в
офицеры, по дороге в
армию, заехал к тетушкам уже совершенно другим человеком, чем тот, который прожил у них лето три года тому назад.
Был великий шум и скандал, на двор к нам пришла из дома Бетленга целая
армия мужчин и женщин, ее вел молодой красивый
офицер и, так как братья в момент преступления смирно гуляли по улице, ничего не зная о моем диком озорстве, — дедушка выпорол одного меня, отменно удовлетворив этим всех жителей Бетленгова дома.
Вот где нужно искать действительных космополитов: в среде Баттенбергов, Меренбергов и прочих штаб — и обер-офицеров прусской
армии, которых обездолил князь Бисмарк. Рыщут по белу свету, теплых местечек подыскивают. Слушайте! ведь он, этот Баттенберг, так и говорит: «Болгария — любезное наше отечество!» — и язык у него не заплелся, выговаривая это слово. Отечество. Каким родом очутилось оно для него в Болгарии, о которой он и во сне не видал? Вот уж именно: не было ни гроша — и вдруг алтын.