Настроение солдат становилось все грознее. Вспыхнул бунт во Владивостоке, матросы сожгли и разграбили город. Ждали бунта в Харбине. Здесь, на позициях, солдаты держались все более вызывающе, они задирали офицеров, намеренно шли на столкновения. В праздники, когда все были пьяны, чувствовалось, что довольно одной искры, — и пойдет всеобщая, бессмысленная резня. Ощущение было жуткое.
Наутро мы приехали в Харбин. Здесь
настроение солдат было еще более безначальное, чем на позициях. Они с грозно-выжидающим видом подходили к офицерам, стараясь вызвать их на столкновение. Чести никто не отдавал; если же кто и отдавал, то вызывающе посмеиваясь, — левою рукой. Рассказывали, что чуть не ежедневно находят на улицах подстреленных офицеров. Солдат подходил к офицеру, протягивал ему руку: «Здравствуй! Теперь свобода!» Офицер в ответ руки не протягивал и получал удар кулаком в лицо.
Неточные совпадения
Была вероятность, что нас прямо из вагонов двинут в бой. Офицеры и
солдаты становились серьезнее. Все как будто подтянулись, проводить дисциплину стало легче. То грозное и зловещее, что издали охватывало душу трепетом ужаса, теперь сделалось близким, поэтому менее ужасным, несущим строгое, торжественное
настроение.
Однажды я встретил на дороге шедшую под конвоем большую толпу обезоруженных
солдат. Все были пьяны и грозны, осыпали ругательствами встречных офицеров. Конвойные, видимо, вполне разделяли
настроение своих пленников и нисколько им не препятствовали.
Солдаты были из расформированного отряда Мищенка и направлялись в один из наших полков. На разъезде они стали буйствовать, разнесли лавки и перепились. Против них была вызвана рота
солдат.
В солдатских вагонах нашего эшелона продолжалось все то же беспробудное пьянство.
Солдаты держались грозно и вызывающе, жутко было выходить из вагона. У всех было нервное, прислушивающееся
настроение. Темною ночью выйдешь на остановке погулять вдоль поезда, — вдруг с шумом откатится дверь теплушки, выглянет пьяный
солдат...
— По крайней мере проводите меня в штаб, — заговорил Бутович, видя
настроение солдат, — где вы будете держать караул и получать от меня винную и мясную порции…
Неточные совпадения
— В общем
настроение добродушное, хотя люди голодны, но дышат легко, охотно смеются, мрачных ликов не видно, преобладают деловитые. Вообще начали… круто. Ораторы везде убеждают, что «отечество в опасности», «сила — в единении» — и даже покрикивают «долой царя!»
Солдаты — раненые — выступают, говорят против войны, и весьма зажигательно. Весьма.
— Я почти три года был цензором корреспонденции
солдат, мне отлично известна эволюция
настроения армии, и я утверждаю: армии у нас больше не существует.
Вечером я услышал у стрелков громкие разговоры. По
настроению я догадался, что они немного выпили. Оказалось, что Дерсу притащил с собой бутылку спирта и угостил им
солдат. Вино разгорячило людей, и они начали ссориться между собой.
Полторацкий, несмотря на то, что не выспался, был в том особенном
настроении подъема душевных сил и доброго, беззаботного веселья, в котором он чувствовал себя всегда среди своих
солдат и товарищей там, где могла быть опасность.
Я боялся за Пепку, именно боялся за его
настроение, которое могло испортить общий тон. Но он оказался на высоте задачи. Ничего театрального и деланого. Я его еще никогда не видал таким простым. Немного резала глаза только зеленая веточка, пришпиленная, как у всех добровольцев, к шапке. Около Пепки уже юлил какой-то доброволец из отставных
солдат, заглядывавший ему в лицо и повторявший без всякого повода: