Зашли мы с врачами еще в другой госпиталь. Там главный
врач оказался человеком, но его госпиталь и сам помещался очень тесно: все помещения захватил старичок статский советник. Как раз вошел и сам старичок.
Неточные совпадения
Любопытно, как эта одурманивающая атмосфера подействовала на слабую голову одного товарища-врача, призванного из запаса. Это был д-р Васильев, тот самый старший ординатор, которому предоставил устраивать свой госпиталь уехавший в Москву д-р Султанов. Психически неуравновешенный, с болезненно-вздутым самолюбием, Васильев прямо ошалел от власти и почета, которыми вдруг
оказался окруженным.
Врач исследовал, —
оказалось полное отсутствие коленных рефлексов. Разумеется, освободили и этого солдата.
Подали наш поезд. В вагоне было морозно, зуб не попадал на зуб, руки и ноги обратились в настоящие ледяшки. К коменданту пошел сам главный
врач требовать, чтобы протопили вагон. Это тоже
оказалось никак невозможно: и вагоны полагается топить только с 1-го октября.
Пришли два
врача из султановского госпиталя. Один был оконфужен и зол, другой посмеивался.
Оказывается, и там инспектор распек всех, и там пригрозил дежурному
врачу арестом. Дежурный стал ему рапортовать: «Имею честь сообщить вашему превосходительству…» — Что?! Какое вы мне имеете право сообщать? Вы мне должны рапортовать, а не «сообщать»! Я вас на неделю под арест!
Наш главный
врач, смотритель со своим помощником и письмоводитель целыми днями сидели теперь в канцелярии. Считали деньги, щелкали на счетах, писали и подписывали. В отчетности
оказалось что-то неладное, концы с концами не сходились.
В конверт, вместе с этим письмом, Брук предусмотрительно вложил еще пустой конверт, — «может быть, у Давыдова не
окажется под рукою конверта». Солдат отнес письмо главному
врачу, тот сказал, что ответа не будет.
Громадный запас врачебных сил с роковою правильностью каждый раз
оказывался совершенно неиспользованным, и дело ухода за ранеными обставлялось так, как будто на всю нашу армию было всего несколько десятков
врачей.
Я об этом
враче уже рассказывал в первой главе «Записок», как он признал притворщиками двух солдат, которые, по исследовании их младшим
врачом,
оказались совершенно негодными к службе.
Сначала они давали знать о тяжких припадках Нефоры правителю, и тот тотчас же присылал врачей и своего сына, но как искусство
врачей оказывалось бессильным, а сына правителя Нефора совсем не желала видеть и даже тяготилась его приближением к ней издалека, то женщины, по суеверию своему, при новом жестоком припадке Нефоры опять призвали к ней бородатую бабу Бубасту с плоским лбом и большими ушами.
Неточные совпадения
Возвратясь домой, он увидал у ворот полицейского, на крыльце дома — другого;
оказалось, что полиция желала арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский
врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он
окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием коих была смерть».
Пан же Врублевский
оказался вольнопрактикующим дантистом, по-русски зубным
врачом.
Митю, конечно, остановили, но мнение молодого
врача имело самое решающее действие как на суд, так и на публику, ибо, как
оказалось потом, все с ним согласились. Впрочем, доктор Герценштубе, спрошенный уже как свидетель, совершенно неожиданно вдруг послужил в пользу Мити. Как старожил города, издавна знающий семейство Карамазовых, он дал несколько показаний, весьма интересных для «обвинения», и вдруг, как бы что-то сообразив, присовокупил:
Он
оказался шведским
врачом Любеком.
Приехал становой с уездным
врачом, и Антося потрошили. По вскрытии
оказалось, что Антось страшно избит и умер от перелома ребер… Говорили, что парубки, недовольные его успехами на вечерницах и его победами, застигли его ночью где-то под тыном и «били дрючками». Но ни сам Антось и никто в деревне ни единым словом не обмолвился о предполагаемых виновниках.