Неточные совпадения
Они шли на войну, а в России оставались
войска молодые, свежие, состоявшие из кадровых
солдат.
Валялись надорвавшиеся лошади, сломанные повозки. Густо усеивали дорогу брошенные полушубки, тюки, винтовки. Брели беспорядочные, оборванные толпы
солдат, и трудно было поверить, что так недавно это были стройные колонны
войск.
Сыпингай кишел
войсками и учреждениями. У станции стоял роскошный поезд нового главнокомандующего, Леневича. Поезд сверкал зеркальными стеклами, в вагоне-кухне работали повара. По платформе расхаживали штабные, — чистенькие, нарядные, откормленные, — и странно было видеть их среди проходивших мимо изнуренных, покрытых пылью офицеров и
солдат. Рождалась злоба и вражда.
Кругом ни намека на присутствие русских
войск, ни одного
солдата, ни одного казака. Только китайцы. Проехали мимо другие госпитали, отправленные вместе с нами. Все недоумевали, все ругали Четыркина.
Жадно ловились все известия из Вашингтона.
Солдаты ежедневно ходили на станции покупать номера «Вестника Маньчжурских Армий». Посредничество Рузвельта принято, уполномоченные России и Японии собираются съехаться… И вдруг приказ Линевича, в котором он приводит царскую к нему телеграмму: «Твердо надеюсь на доблестные свои
войска, что в конце концов они с помощью божиею одолеют все препятствия и приведут войну к благополучному для России окончанию».
Слухи об отозвании Витте оказались неверными. Он прибыл в Вашингтон, начались переговоры. С жадным вниманием все следили за ходом переговоров. «Вестник Маньчжурских Армий» брался с бою. А здешнее начальство все старалось «поддержать дух» в
войсках. Командир одного из наших полков заявил
солдатам, что мира желают только жиды и студенты.
Когда же домой? Всех томил этот вопрос, все жадно рвались в Россию.
Солдатам дело казалось очень простым: мир заключен, садись в вагоны и поезжай. Между тем день шел за днем, неделя за неделею. Сверху было полное молчание. Никто в армии не знал, когда его отправят домой. Распространился слух, что первым идет назад только что пришедший из России тринадцатый корпус… Почему он? Где же справедливость? Естественно было ждать, что назад повезут в той же очереди, в какой
войска приходили сюда.
Обе эти стихии были глубоко чужды друг другу, понимания между ними не было.
Солдаты жили одною безмерною своею злобою, и для злобы этой все были равны. Били офицеров, — били железнодорожников; разносили казенные здания, — разносили и толпы демонстрантов, приветствовавших
войска дружественными кликами.
Неточные совпадения
Даже самая погода весьма кстати прислужилась: день был не то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных
солдат, этого, впрочем, мирного
войска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням.
Комендант обошел свое
войско, говоря
солдатам: «Ну, детушки, постоим сегодня за матушку государыню и докажем всему свету, что мы люди бравые и присяжные!»
Солдаты громко изъявили усердие.
Солдаты стреляли не по своей охоте, а, разумеется, по команде начальства, значит, это — убийство в состоянии самозащиты
войск против свирепых гимназистов!»
И японские
войска расставлены были по обеим сторонам дороги, то есть те же
солдаты, с картонными шапками на головах и ружьями, или quasi-ружьями в чехлах, ноги врозь и колени вперед.
В то же время переправлялся через реку отряд
солдат, причем, мне помнится,
солдаты плыли по двое и по трое на маленьких квадратных плотиках, чего, кажется, при переправах
войск не бывает…