Но больные все прибывали, места не хватало. Волей-неволей пришлось отправить десяток самых тяжелых в наш госпиталь. Отправили их без диагноза. У дверей госпиталя, выходя из повозки, один из
больных упал в обморок на глазах бывшего у нас корпусного врача. Корпусный врач осмотрел привезенных, всполошился, покатил в полк, — и околоток, наконец, очистился от тифозных.
Неточные совпадения
Накинул на плечи свой алый башлык и ушел. Кончился день. В огромном темном бараке тускло светилось несколько фонарей, от плохо запиравшихся огромных окон тянуло холодным сквозняком.
Больные солдаты
спали, закутавшись в шинели. В углу барака, где лежали
больные офицеры, горели у изголовья свечки; одни офицеры лежа читали, другие разговаривали и играли в карты.
Армия все время стояла на одном месте. Казалось бы, для чего было двигать постоянно вдоль фронта бесчисленные полевые госпитали вслед за их частями? Что мешало расставить их неподвижно в нужных местах? Разве было не все равно,
попадет ли
больной солдат единой русской армии в госпиталь своей или чужой дивизии? Между тем, стоя на месте, госпиталь мог бы устроить многочисленные, просторные и теплые помещения для
больных, с изоляционными палатами для заразных, с банями, с удобной кухней.
В наш госпиталь шли
больные, изредка
попадали и раненые.
Показали ему розеолы, — «неясны»; увеличенную селезенку, — «неясна»… А
больные переполняли околоток. Тут же происходил амбулаторный прием. Тифозные, выходя из фанзы за нуждою,
падали в обморок. Младшие врачи возмутились и налегли на старшего. Тот, наконец, подался, пошел к командиру полка. Полковник заволновался.
Оказывается, и вчерашнего приказания эвакуировать раненых они тоже не исполнили, а всю ночь оперировали. У одного солдата, раненного в голову, осколок височной кости повернулся ребром и врезался в мозг;
больной рвался, бился, сломал под собою носилки. Ему сделали трепанацию, вынули осколок, —
больной сразу успокоился; может быть, был спасен. Если бы он
попал к нам, его с врезавшимся в мозг осколком повезли бы в тряской повозке на Фушунскую ветку, кость врезывалась бы в мозг все глубже…
Лошаденка мало отзывалась на удары, поэтому солдат норовил
попасть ей по
больному месту ноги.
Белоярцев, благодушно гуляя, зашел навестить и Райнера.
Больной спал, а в его зале за чаем сидели Розанов, Лобачевский, Полинька и Лиза.
Карнеев, уже сделавшись послушником, несколько раз заходил к Антону Михайловичу, но все попадал, что называется, не в час — то
больной спал, то был в пароксизме. Спустя месяц после похорон Лиды, Иван Павлович зашел к Шатову и застал его в сознании.
Неточные совпадения
Брат лег и ―
спал или не
спал ― но, как
больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не
спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о
больном, заговоры о том, чтоб отвлечь его от работы, которая была ему запрещена, и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «моя Кити», не хотевшего без нее ложиться
спать.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно
больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что на беду нынче каждую минуту разговор
нападал на
больное место Алексея Александровича. Он хотел опять отвести зятя, но сам Алексей Александрович с любопытством спросил.
Больная дама укладывалась уже
спать.
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и
спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но
больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но
больной опять зашевелился и сказал: