Неточные совпадения
Я вглядывался, как выходил из тела мутный
ужас и очищал душу. Хотелось оглядываться, искать его, как что-то
чужое, — откуда он прополз в меня? Куда опять уползает? Казалось мне, я чувствую в своем теле тайную жизнь каждой клеточки-властительницы, чувствую, как они втянули в себя мою душу и теперь медленно выпускают обратно.
Из того светлого, что было во мне, в том светлом, что было кругом, темным жителем
чужого мира казался этот человек. Он все ходил, потом сел к столу. Закутался в халат, сгорбился и тоскливо замер под звучавшими из мрака напоминаниями о смерти. Видел я его взъерошенного, оторванного от жизни Хозяина, видел, как в одиноком
ужасе ворочается он на дне души и ничего, ничего не чует вокруг.
Неточные совпадения
— Вот оно что! — с
ужасом говорил он, вставая с постели и зажигая дрожащей рукой свечку. — Больше ничего тут нет и не было! Она готова была к воспринятию любви, сердце ее ждало чутко, и он встретился нечаянно, попал ошибкой… Другой только явится — и она с
ужасом отрезвится от ошибки! Как она взглянет тогда на него, как отвернется… ужасно! Я похищаю
чужое! Я — вор! Что я делаю, что я делаю? Как я ослеп! Боже мой!
Она рвалась к бабушке и останавливалась в
ужасе; показаться ей на глаза значило, может быть, убить ее. Настала настоящая казнь Веры. Она теперь только почувствовала, как глубоко вонзился нож и в ее, и в
чужую, но близкую ей жизнь, видя, как страдает за нее эта трагическая старуха, недавно еще счастливая, а теперь оборванная, желтая, изможденная, мучающаяся за
чужое преступление
чужою казнью.
С
ужасом видел Огарев, что все дорогое ему рушится, что женщине, которую он любил, не свята его святыня, что она
чужая, — но не мог ее разлюбить.
Ябедник, обладавший острым пером, знанием законов и судопроизводства, внушал среднему обывателю суеверный
ужас. Это был злой волшебник, знающий магическое «слово», которое отдает в его руки
чужую судьбу. Усадьба Антона Банькевича представляла нечто вроде заколдованного круга.
И все расходились смущенные, подавленные, избегая глядеть друг на друга. Каждый боялся прочесть в
чужих глазах свой собственный
ужас, свою рабскую, виноватую тоску, —
ужас и тоску маленьких, злых и грязных животных, темный разум которых вдруг осветился ярким человеческим сознанием.