Неточные совпадения
— Вы знаете, я когда-то была восточной царевной. Царь-солнце взял меня в плен и сделал рабыней. Я познала блаженную
муку насильнических ласк и бича… Какой он
жестокий был, мой царь! Какой
жестокий, какой могучий! Я ползала у ступеней его ложа и целовала его ноги. А он ругался надо мною, хлестал бичом по телу. Мучительно ласкал и потом отталкивал ногою. И евнухи уводили меня, опозоренную и блаженную. С тех пор я полюбила солнце… и рабство.
С первой минуты ее откровенности, несмотря на свою
жестокую муку, он беспристрастно сознавал и верил, и тогда же выразил ей, что она не виновна, а «несчастлива»: так думал и теперь. Виноватым во всем, и еще более несчастным слепотой — считал он Марка.
Владимир. Женщина!.. ты колеблешься? Послушай: если б иссохшая от голода собака приползла к твоим ногам с жалобным визгом и движеньями, изъявляющими
жестокие муки, и у тебя бы был хлеб, ужели ты не отдала бы ей, прочитав голодную смерть во впалом взоре, хотя бы этот кусок хлеба назначен был совсем для другого употребленья? Так я прошу у тебя одного слова любви!..
А иногда, при чтении о пытках,
жестоких муках и страданиях какого-либо польского героя, в глазах Цезарины вдруг начинали сверкать слезы, и тогда лицо это казалось Хвалынцеву еще вдохновеннее, еще прекраснее.
Неточные совпадения
Я нисколько не сомневаюсь, что в
жестоком учении о вечных адских
муках трансформированы садические инстинкты.
Хомяков был решительный противник смертной казни и
жестоких наказаний, и вряд ли он мог примириться с идеей вечных адских
мук.
Это была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных
мук совести. Ведь все равно прошлого не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое
жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
Иоанн, в первом порыве раздражения, обрек было его на самые страшные
муки; но, по непонятной изменчивости нрава, а может быть, и вследствие общей любви москвитян к боярину, он накануне казни отменил свои распоряжения и осудил его на менее
жестокую смерть.
Если человеческая жизнь сложилась так немудро, что этого
жестокого и нечестного инспектора, кравшего казенную
муку, все уважали и молились в училище о здравии его и спасении, то справедливо ли сторониться таких людей, как фон Корен и Лаевский, только потому, что они неверующие?