Так было тихо, что когда незаметный ветерок вдруг закачал над
головою ветку ясеня, показалось, что и ветка живая и шепот листвы самостоятельный.
Там, на востоке, поднимались тяжко синие тучи, отемняя серую полосу дороги, и, когда лошади пробегали мимо одиноких деревьев, казалось, что с
голых веток сыплется темная пыль.
Вместо них появились корявый дубок, маньчжурская рябина с
голыми ветками и слабо опушенными листьями, желтая береза с мохнатой корой, висящей по стволу лохмотьями, рододендроны с кожистыми, иногда зимующими листьями и белая ясеница.
Когда птички привыкли к лучку, стали смело возле него садиться и клевать зерна, Евсеич привел меня осторожно к кусту, сквозь
голые ветки которого было видно все, что делается на точке.
Короткий день осени быстро таял в сырой мгле. В переплёт оконной рамы стучалась
голая ветка рябины; ветер взмывал, кропя стёкла мелкими слезами, сквозь стены просачивался плачевный шёпот.
И он отошел от окна. Я еще некоторое время оставался. Поезд несколько раз, часто и гулко пыхнул паром, точно затрепыхалась чудовищная металлическая птица, тронулся опять и побежал в темноту, отбивая по рельсам свою железную дробь. Влажный ветер стукнул нашею рамой, шевельнул
голыми ветками кустов и понесся тоже в темноту…
Неточные совпадения
С неба, покрытого рваной овчиной облаков, нерешительно и ненадолго выглядывало солнце, кисейные тряпочки теней развешивались на
голых прутьях кустарника, на серых
ветках ольхи, ползли по влажной земле.
Самгин поднял с земли
ветку и пошел лукаво изогнутой между деревьев дорогой из тени в свет и снова в тень. Шел и думал, что можно было не учиться в гимназии и университете четырнадцать лет для того, чтоб ездить по избитым дорогам на скверных лошадях в неудобной бричке, с полудикими людями на козлах. В
голове, как медные пятаки в кармане пальто, болтались, позванивали в такт шагам слова:
Ольга поглядела несколько минут на него, потом надела мантилью, достала с
ветки косынку, не торопясь надела на
голову и взяла зонтик.
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой
веткой на
голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной
головой, подает ему руку и не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над бровью заиграет какой-то мыслью.
«Да, да; но ведь этим надо было начать! — думал он опять в страхе. — Троекратное „люблю“,
ветка сирени, признание — все это должно быть залогом счастья всей жизни и не повторяться у чистой женщины. Что ж я? Кто я?» — стучало, как молотком, ему в
голову.