Неточные совпадения
Но покамест этого нет; и вот больницы достигают своего тем, что вскрывают умерших помимо согласия родственников; последние унижаются,
становятся перед
врачами на колени, суют им взятки, — все напрасно; из боязни вскрытия близкие нередко всеми мерами противятся помещению больного в больницу, и он гибнет дома вследствие плохой обстановки и неразумного ухода…
То, что в течение последнего курса я начинал сознавать все яснее, теперь встало предо мною во всей своей наготе: я, обладающий какими-то отрывочными, совершенно неусвоенными и непереваренными знаниями, привыкший только смотреть и слушать, а отнюдь не действовать, не знающий, как подступиться к больному, я —
врач, к которому больные
станут обращаться за помощью!
Я поселился в небольшом губернском городе средней России. Приехал я туда в исключительно благоприятный момент: незадолго перед тем умер живший на окраине города
врач, имевший довольно большую практику. Я нанял квартиру в той же местности, вывесил на дверях дощечку: «доктор такой-то», и
стал ждать больных.
В той местности, где я поселился, поблизости
врачей не было; понемногу больные
стали обращаться ко мне; вскоре среди местных обывателей у меня образовалась практика, для начинающего
врача сравнительно недурная.
С каждым днем моей практики передо мною все настойчивее вставал вопрос: по какому-то невероятному недоразумению я
стал обладателем врачебного диплома, — имею ли я на этом основании право считать себя
врачом? И жизнь с каждым разом все убедительнее отвечала мне: нет, не имею!
Но нужно ли приводить еще ссылки в доказательство истины, что, не имея опыта, нельзя
стать опытным оператором? Где же тут выход? С точки зрения
врача, можно еще примириться с этим: «все равно, ничего не поделаешь». Но когда я воображаю себя пациентом, ложащимся под нож хирурга, делающего свою первую операцию, — я не могу удовлетвориться таким решением, я сознаю, что должен быть другой выход во что бы то ни
стало.
Никто не
станет отрицать того, что живая кровь, струящаяся под ударом ножа, или содрогание живых мышц во время оперирования развивают в молодом операторе смелость, находчивость и уверенность в своих действиях; но, с другой стороны, я думаю, не подлежит никакому сомнению, что такое упражнение неопытной руки в операциях на живом — негуманно и несогласно с задачами
врача вообще».
Способ
стали применять другие
врачи — и в большинстве случаев остались им очень довольны.
Вскоре я прочел во «
Враче»
статью д-ра Рубеля, который, тщательно разобрав свои собственные опыты, опыты Петреску, его учеников и сторонников, неопровержимо доказал, что «способ Петреску причиняет во многих случаях явный, иногда даже угрожающий жизни вред, и можно только посоветовать возможно скорее предать его полному забвению».
Я поступил вполне добросовестно. Но у меня возник вопрос: на ком же это должно выясниться? Где-то там, за моими глазами, дело выяснится на тех же больных, и, если средство окажется хорошим… я благополучно
стану применять его к своим больным, как применяют теперь такое ценное, незаменимое средство, как кокаин. Но что было бы, если бы все
врачи смотрели на дело так же, как я?
Новых, еще не испытанных средств применять нельзя; отказываться от средств, уже признанных, тоже нельзя: тот
врач, который не
стал бы лечить сифилиса ртутью, оказался бы, с этой точки зрения, не менее виноватым, чем тот, который
стал бы лечить упомянутую болезнь каким-либо неизведанным средством; чтобы отказаться от старого, нужна не меньшая дерзость, чем для того, чтобы ввести новое; между тем история медицины показывает, что теперешняя наука наша, несмотря на все ее блестящие положительные приобретения, все-таки больше всего, пользуясь выражением Мажанди, обогатилась именно своими потерями.
Может быть, от всего этого урагана для нас останется много ценных средств, но ужас берет, когда подумаешь, какою ценою это будет куплено, и жутко
становится за больных, которые, как бабочки на огонь, неудержимо, часто вопреки убеждению
врачей, стремятся навстречу этому урагану.
Один молодой
врач спросил знаменитого Сиденгама, «английского Гиппократа», какие книги нужно прочесть, чтобы
стать хорошим
врачом.
Когда медицина
станет наукой, — единой, всеобщей и безгрешной, то оно так и будет; тогда обыкновенный средний человек сможет быть
врачом.
И я
стал рассказывать ей случаи, показывавшие, как «точна» наша наука и как наивно смотрят на
врачей больные.
Вот почему, между прочим, в публике громким успехом пользуются
врачи, о которых понимающие дело товарищи отзываются с презрением и к помощи которых ни один из
врачей не
станет обращаться.
Все яснее и неопровержимее для меня
становилось одно: медицина не может делать ничего иного, как только указывать на те условия, при которых единственно возможно здоровье и излечение людей; но
врач, — если он
врач, а не чиновник врачебного дела, — должен прежде всего бороться за устранение тех условий, которые делают его деятельность бессмысленною и бесплодною; он должен быть общественным деятелем в самом широком смысле слова, он должен не только указывать, он должен бороться и искать путей, как провести свои указания в жизнь.
И муж, и жена относились ко мне с тем милым доверием, которое так дорого
врачу и так поднимает его дух; каждое мое назначение они исполняли с серьезною, почти благоговейною аккуратностью и тщательностью. Больная пять дней сильно страдала, с трудом могла раскрывать рот и глотать. После сделанных мною насечек опухоль опала, больная
стала быстро поправляться, но остались мускульные боли в обеих сторонах шеи. Я приступил к легкому массажу шеи.
Потеряв терпение, он
стал осыпать
врача ругательствами, называя его при каждом посещении шарлатаном, невеждою и т. п.
Если бы
врач получал вознаграждение только за успешное лечение, то, щадя свой труд, он не
стал бы браться за лечение сколько-нибудь серьезной болезни, так как поручиться за ее излечение он никогда не может.
Когда я читал в газетах, что какой-нибудь
врач взыскивает с пациента гонорар судом, мне
становилось стыдно за свою профессию, в которой возможны такие люди; мне ясно рисовался образ этого
врача, черствого и алчного, видящего в страданиях больного лишь возможность получить с него столько-то рублей. Зачем он пошел во
врачи? Шел бы в торговцы или подрядчики или открыл бы кассу ссуд.
Это ведет к конкуренции между
врачами, в которой худшие из них не брезгуют никакими средствами, чтоб отбить пациента у соперника: приглашенные к больному, такие
врачи первым делом раскритикуют все назначения своего предшественника и заявят, что «так недолго было и уморить больного»; последние страницы всех газет кишат рекламами таких
врачей, и их фамилии
стали известны каждому не менее фамилии вездесущего Генриха Блокка; более ловкие искусно пускают в публику через газетных хроникеров и интервьюеров известия о совершаемых ими блестящих операциях и излечениях и т. п.
Анри Беранже в своей
статье «Интеллигентный пролетариат во Франции» говорит: «Целая половина парижских
врачей находится в положении, не достигающем уровня безбедного существования; большая же часть этой половины в действительности нищенствует, — нищенствует в буквальном смысле этого слова, так как представители этой профессии нередко ночуют в ночлежных домах.