Все это как будто творится в каком-то совсем другом мире — не в том, в котором Достоевский. В его же мире, если нет
человеку бессмертия, то есть только взаимная ненависть, злоба, одиночество и мрак. «Самоубийство, — говорит Достоевский, — при потере идеи о бессмертии становится совершенно и неизбежно даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своем развитии над скотами» (так и сказано!).
Любить бога только ради него самого, без гарантированного
человеку бессмертия… За что? За этот мир, полный ужаса, разъединения и скорби? За мрачную душу свою, в которой копошатся пауки и фаланги? Нет, любви тут быть не может. Тут возможен только горький и буйный вопрос Ипполита...
Неточные совпадения
Иван Карамазов утверждает, что «для каждого лица, не верующего ни в бога, ни в
бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему религиозному; эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен
человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».
Исчезла бы великая идея
бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к Тому, Который и был
бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на
людей, на всякую былинку.
Иван Карамазов учит: «Так как бога и
бессмертия нет, то новому
человеку позволительно стать человекобогом, даже хотя бы одному в целом мире, и с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится… Все дозволено». Мысли свои Иван сообщает лакею Смердякову, Смердяков убивает отца-Карамазова при молчаливом невмешательстве Ивана. Иван идет в суд доносить на себя. И черт спрашивает его...
Герои Достоевского не «новые
люди». Мы видели, мысль о смерти пробуждает в них тяжелый, мистический ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного
бессмертия, то жизнь
человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Но пустая форма
бессмертия в философском смысле, — какое содержание она гарантирует? Что-то огромное? «Да почему же непременно огромное?» В душе
человека только мрак и пауки. Почему им не быть и там? Может быть,
бессмертие — это такой тусклый, мертвый, безнадежный ужас, перед которым страдальческая земная жизнь — рай?
Для Достоевского же нет добродетели, если нет
бессмертия; только убить себя остается, если нет
бессмертия; невозможно жить и дышать, если нет
бессмертия. На что нужен был бы Достоевскому бог, если бы предприятие александрийской женщины удалось? Знаменательная черточка: для Достоевского понятия «бог» и «личное
бессмертие человека» неразрывно связаны между собою, для него это простые синонимы. Между тем связь эта вовсе ведь не обязательна.
Было желанно
бессмертие человека, как такового.
Неточные совпадения
— Смерть уязвляет, дабы исцелить, а некоторый
человек был бы доволен
бессмертием и на земле. Тут, Клим Иванович, выходит, что жизнь как будто чья-то ошибка и несовершенна поэтому, а создал ее совершенный дух, как же тогда от совершенного-то несовершенное?
Между тем, отрицая в
человеке человека — с душой, с правами на
бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям, не замечая, что все это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где
люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу.
Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в вечность и к
бессмертию всем религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими опытами, и вечность, и
бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших»
людей.
Исчезла бы великая идея
бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к Тому, который и был
бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на
людей, на всякую былинку.
И как мало эти
люди верят в дух, в его
бессмертие и неистребимость, в его неодолимость темными силами.