— Какая смелость с вашей стороны, — продолжал он, — я удивляюсь вам; в нормальном состоянии никогда человек не может решиться на такой страшный шаг. Мне предлагали две, три партии очень хорошие, но как я вздумаю, что у меня в комнате будет распоряжаться женщина, будет все приводить по-своему в порядок, пожалуй, будет мне запрещать курить мой табак (он курил нежинские корешки), поднимет шум, сумбур, тогда на меня находит такой страх, что я предпочитаю
умереть в одиночестве.
Неточные совпадения
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается
в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства необходимости
в царство свободы”… Что обещает социализм человеку моего типа? То же самое
одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “
в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства свободы”… Жить для того, чтоб
умереть, — это плохо придумано».
Впоследствии комитет извинился
в неправильном иске, вызвавшем арест, но незаслуженный позор и тюремное заключение отозвались на здоровье А.П. Сухова: он зачах и через семь месяцев по освобождении,
в 1875 году, скончался
в одиночестве в своей бедной комнатке на Козихе среди начатых рукописей и неоконченных рисунков, утешаясь только одной радостью, что его мать
умерла во время славы своего сына.
Допустим, что я знаменит тысячу раз, что я герой, которым гордится моя родина; во всех газетах пишут бюллетени о моей болезни, по почте идут уже ко мне сочувственные адреса от товарищей, учеников и публики, но все это не помешает мне
умереть на чужой кровати,
в тоске,
в совершенном
одиночестве…
Он усиленно шевелился, дышал громко, кашлял, чтобы ничем не походить на покойника, окружал себя живым шумом звенящих пружин, шелестящего одеяла; и чтобы показать, что он совершенно жив, ни капельки не
умер и далек от смерти, как всякий другой человек, — громко и отрывисто басил
в тишине и
одиночестве спальни:
Он остался на берегу Днепра, а я уехал к Кольбергу. С тех пор я уже не видал старика, он
умер — не от грусти, не от печали
одиночества, а просто от смерти, и прислал мне
в наследие своих классиков; а я… я вступил
в новую жизнь —
в новую колею ошибок, которые запишу когда-нибудь; конечно, уже не
в эту тетрадь, заключающую дни моего детства и юношества, проведенные между людьми, которым да будет мирный сон и вечная память.