Неточные совпадения
И
в страшную последнюю ночь, когда Настасья Филипповна осталась ночевать у Рогожина, удары ножа
в теплое, полуобнаженное тело, по-видимому, с
избытком заменили ему объятия и ласки.
Но бывают миги, когда раздельные огоньки эти сбиваются вихрем
в одно место. Тогда темнота вдруг прорезывается ослепительно ярким светом. Разрозненные элементы жизни, сжатые
в одно, дают впечатление неслыханного напряжения, близкого к взрыву. И как раньше невозможно было жить от угрюмого мрака, от скудости жизненных сил, так теперь жизнь становится невозможною вследствие чудовищного
избытка сил и света.
Что это? Какое чудо случилось на наших глазах? Ведь мы присутствовали сейчас всего только при родах женщины — при чем-то самом низменном, обыденном и голобезобразном! Это — неприличие, это — стыд. От чистых детей это нужно скрывать за аистами и капустными листами. Но коснулась темной обыденности живая жизнь — и вся она затрепетала от
избытка света; и грубый, кровавый, оскорбительно-животный акт преобразился
в потрясающее душу мировое таинство.
Как будто
избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то
в блеске взгляда, то
в улыбке.
Избыток «чего-то». Пресловутый Дионисовский «оргийный
избыток» сил. Он чужд широко и свободно живущему существу, но типичен для существа искалеченного, — там, где сдавлена вольная игра сил. Эти силы бушуют
в Анне, рвутся из тесноты, и уже чувствуется
в них зловещее напряжение, грозящее гибелью и носителю этих сил, и всему, что с ними соприкоснется.
Ночью Андрею не спится, он сидит у открытого окна, смотрит
в сад, залитый лунным светом. И над ним, из окна верхнего этажа, слышится тоскующий от
избытка счастья голос Наташи.
Создавая миры, божество освобождается от гнета
избытка и преизбытка, от страдания теснящихся
в нем контрастов.
Мы действительно становимся на краткие мгновения самим Первосущим и чувствуем его неукротимое желание и жажду бытия: борьба, мучение, уничтожение явления кажутся нам теперь необходимыми при этом
избытке бесчисленных, врывающихся
в жизнь форм бытия, при этой чрезмерной плодовитости мировой Воли.
Мы убеждаемся, что даже безобразное и дисгармоническое
в жизни есть только художественная игра, которую Воля,
в вечном
избытке своей радости, ведет сама с собою, — игра созидания и разрушения индивидуального мира.
Ничего, что кругом женщины не видят, не слышат и не чувствуют. Вьюга сечет их полуголые тела, перед глазами — только снег и камни. Но они ударяют тирсами
в скалы — бесплодные камни разверзаются и начинают источать вино, мед и молоко. Весь мир преобразился для них
в свете и неслыханной радости, жизнь задыхается от
избытка сил, и не
в силах вместить грудь мирового восторга, охватившего душу.
Он — бог весны, бог радости и
избытка сил; вокруг него
в ликовании толпятся гении природы — сатиры, кентавры и нимфы; сам великий Пан отказывается от самостоятельной власти над миром и смиренно вступает
в свиту могучего бога.
Когда Дионис нисходит
в душу человека, чувство огромной полноты и силы жизни охватывает ее. Какие-то могучие вихри взвиваются из подсознательных глубин, сшибаются друг с другом, ураганом крутятся
в душе. Занимается дух от нахлынувшего ужаса и нечеловеческого восторга, разум пьянеет, и
в огненном «оргийном безумии» человек преображается
в какое-то иное, неузнаваемое существо, полное чудовищного
избытка сил.
У существа гармонического, проявляющегося свободно,
избыток сил непрерывно разряжается
в действии.
Тогда силы уродливо скопляются и сжимаются внутри, как пар
в замкнутом пространстве, получается «
избыток сил», который разрешается взрывом.
В жизни человеческой много дисгармонии — поэтому много и дионисического «
избытка сил» и вытекающего из него «оргийного безумия».
Велик «
избыток сил» у кликуши во время припадка: истощенную, больную бабу
в это время не
в силах сдержать несколько дюжих мужиков.
В Элладе носительницами дионисовского
избытка сил были преимущественно женщины — выключенные из широкой жизни, проводившие время
в мрачных своих гинекеях. Раздавался таинственный, неизвестно откуда идущий клич бога...
В средоточии земли,
в центре мира, —
в Дельфах, — стоял великий храм. Он был посвящен двум богам — Аполлону и Дионису. На переднем его фронтоне был изображен Аполлон со свитою муз, на заднем — Дионис среди мэнад. Служение обоим богам не было одновременным:
в одну часть года прославляли Аполлона,
в другую Диониса. Как же распределялся год между богом счастья и силы, с одной стороны, богом страданья и
избытка сил, с другой?
С ранней весны до поздней осени
в Дельфах звучал пэан
в честь Аполлона. Наступала зима. Аполлон на крыльях лебедей улетал
в далекий край счастливых гиперборейцев, кончалось время «изобилия» (koros), приходило время «нужды» (chresmosyne) — и являлся Дионис. Пэан сменялся исступленным дифирамбом. Отовсюду стекались
в Дельфы женщины, и начинались экстатические оргии — оргии среди зимней «нужды»
в честь бога «
избытка сил».
Так это или не так, но факт сам по себе характерен: оргийные праздники бога «
избытка сил» оказываются передвинутыми из благодатной осени
в студеную зиму, время «нужды». Зима с вызываемым ею оскудением жизненных сил и ранняя весна с опьяняющим подъемом этих сил на почве зимнего их оскудения — вот время, когда над людьми царит Дионис.
Но не только над людьми царит бог страданья и «
избытка сил».
В жизни на всех ее ступенях много дисгармонии, много уродливо сдавленной силы, поэтому много и дионисовского «
избытка сил» с вызываемым им «оргийным безумием».
Избытком сил полон бык
в период половой жизни.
Грандиознейшую картину
избытка сил и оргийного безумия, вероятно, представлял мир
в те отдаленные времена, когда еще молода была наша планета, и
в неуверенных, непрочных и неумелых формах на ней только еще начинала созидаться жизнь.
И этот бог
избытка сил, — у него как будто совсем нет мускулов.
В детстве, по свидетельству Аполлодора, Дионис воспитывался, как девочка. И на всем его облике — какой-то женский отпечаток, так отталкивающий
в мужчине. «Лжемуж», «мужеженщина», «с женским духом», «женоподобный» — вот нередкие эпитеты Диониса. Таким является он и
в пластических своих изображениях, как только искусство находит характерный для него, его собственный, оригинальный облик.