В этой блаженной стране далекого будущего, там будет свет, радость, жизнь. Слабый отблеск золотого света чуть мреет
в высоте, сквозь разрыв черных туманов. Рвись из пропасти, пробивай в скалах трудную дорогу вверх, верь в блаженную страну; мреющий золотой отблеск будет светить тебе сквозь мрак и бурю, даст тебе силы к жизни и борьбе.
Неточные совпадения
Он навсегда уезжает из станицы. Жалок его отъезд. С глубоким равнодушием все смотрят на уезжающего, как будто он и не жил среди них. И ясно: Оленин стал всем чужд не потому, что не сумел удержаться на
высоте своего самоотвержения, а потому, что
в нем не оказалось жизни, — той жизни, которая ключом бьет окружающих людях —
в Лукашке, Марьяне, дяде Ерошке.
— Перестаньте, стыдитесь! — заговорил голос художника Петрова. — Какое право имеете вы обвинять его? Разве вы жили его жизнью? Испытывали его восторги? Искусство есть высочайшее проявление могущества
в человеке. Оно поднимает избранника на такую
высоту, на которой голова кружится, и трудно удержаться здравым… Да, унижайте, презирайте его, а из всех нас он лучший и счастливейший».
В последнее время, как вообще сила жизни отождествляется у нас с силою жизни «прекрасного хищного зверя», так и
в области любви возносится на
высоту тот же «древний, прекрасный и свободный зверь, громким кличем призывающий к себе самку». У Толстого только очень редко чувствуется несомненная подчас красота этого зверя, — например,
в молниеносном романе гусара Турбина-старшего со вдовушкою Анной Федоровной. Ярко чувствуется эта красота у подлинных зверей.
Князь Андрей, лежа на аустерлицком поле, думает: «Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его». И когда он умирает, бесконечное небо это делает всю жизнь вокруг мелкою, ничтожною и бессмысленною. Бесконечность, говоря философским языком, — трансцендентна; она — где-то там, далеко от живой жизни,
в холодных и пустых
высотах.
Вся красота, вся жизнь для нас, все достоинство —
в страдании. Бессмертные песни спело человечество во славу страдания, вознесло его на такую
высоту, что дух радостно бьется и тянется ему навстречу. К счастью же человек недоверчив и стыдлив. Он тайно берет его маленькими порциями для своего личного, домашнего обихода и стыдится счастья, как секретной болезни, и действительно превратил его
в секретную болезнь, потерял способность достойно нести счастье.
Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело — только «мясная одежда» души. Божественная душа слишком благородна для этого мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную. Для Пифагора душа сброшена на землю с божественной
высоты и
в наказание заключена
в темницу тела. Возникает учение о переселении душ, для древнего эллина чуждое и дико-непонятное. Земная жизнь воспринимается как «луг бедствий».
Однако случалось иногда, что и трагедия спускалась со своих
высот и снисходила до горестей живой человеческой жизни. Но и
в этом случае она оставалась верна себе.
И вдруг гигант подымается во весь рост, а
в высоте бурно проносится ураган крика. По большей части Рущевич выкрикивал при этом две — три незначащих фразы, весь эффект которых был в этом подавляющем росте и громовых раскатах. Всего страшнее было это первое мгновение: ощущение было такое, как будто стоишь под разваливающейся скалой. Хотелось невольно — поднять руки над головой, исчезнуть, стушеваться, провалиться сквозь землю. В карцер после этого мы устремлялись с радостью, как в приют избавления…
Неточные совпадения
У гроба Иисусова // Молилась, на Афонские // Всходила
высоты, //
В Иордань-реке купалася…
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему
в ней два места:
в одном, как великие люди способствовали благу своего отечества;
в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу, с
высоты пышной своей знатности низвергся
в бездну презрения и поношения.
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда увидела стрелецкие
высоты и радостно затрубила
в рога. Бородавкин вспомнил, что великий князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал сказать:"Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
Если бы Грустилов стоял действительно на
высоте своего положения, он понял бы, что предместники его, возведшие тунеядство
в административный принцип, заблуждались очень горько и что тунеядство, как животворное начало, только тогда может считать себя достигающим полезных целей, когда оно концентрируется
в известных пределах.
— Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту
высоту, — сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит душою, признавая религиозную
высоту, но вместе с тем не решаясь признаться
в своем свободомыслии перед особой, которая одним словом Поморскому может доставить ему желаемое место.